Слава – это монастырь.
N. Ее инициацией занимался учитель гимнастики ее матери. По просьбе матери, он провел с ней курс сексуальной инициации (в 15 лет). Потом убедил ее, что самое лучше – когда это совершается человеком искусства…
N. Ее друг по гастролям читал романы, напечатанные в газете, и повторял книжную фразу: «Прожить каждый час так, как если бы это был самый последний и самый прекрасный час», – восклицая: «Вот именно». Но, говорит N.: он даже не выходил из комнаты, чтобы погулять по городу и все время тратил на изысканную пищу и постель.
Мы – как бы христиане наизусть, – говорит N. И язычники тоже – все мы исповедуем язычество каким-то автоматическим шепотом. Его спутница со своим спортивным [неразб…], – он не может любить ее перед матчем, ибо должен беречь силы, – и после тоже нет, потому что у него нет сил, и по той же причине он не выходит. Утром он будит ее ударом колена по почкам, чтобы она пошла делать ему завтрак… Она: «Я не занимаюсь любовью, не выхожу, исполняю обязанности прислуги, и это тянется уже три года».
Чернилами темниц
На рабских цепях,
На нежности
Расстрелянных лиц
Имя твое пишу —
Свобода.
Строки твои – решеток прутья.
Лик твой – засовы
Братские мучителей.
По приказу свыше
Имя твое пишу —
Свобода.
Преданная свобода,
Твои защитники где?
В ночи подвалов
Нежные очи в беде.
Имя твое пишу,
Каландр умирает.
Писать – легко,
Ужасно – умирать.
Пишу, пишу и пишу
Имя твое – «предавать»
На отчаянном друге твоем.
О! Что же сделал ты с юной моей,
Каландр? Когда вас убивают
Братья ваши, смерть нага.
Имя громкое твое пишу
Бесчестным пером.
Будущее преграждая,
Память стирая,
Имя твое пишу —
Свобода,
Заглавными буквами скорби.
Пьер Серман[219]