О деятельности Азова и его руководителей мы много и часто будем говорить на страницах «Былого».
Вл. Бурцев
11 рю дю Лунейн (XIV аррондисман) Париж».
Лопатин осторожно положил прочитанные листки перед собою на стол и взял еще один, лежавший в конверте: печатный оттиск текста, который он только что прочел. Это был уже набор, журнальные гранки, можно сказать, листовка, документ, подготовленный для печати, для массового тиражирования. Бегло проглядев набранные строки, Лопатин задержал взгляд на приписке, сделанной знакомым ему бурцевским почерком. Владимир Львович писал:
1. Прошу переслать это заявление мое ЦК для того, чтобы после сдирижировать его совместно.
2. ЦК может добавить в этом листке все, что ему угодно.
P. S. Разумеется, это заявление не должно быть известно Азову и тем, кто ему может о нем передать.
Последние строки Лопатин прочел сначала про себя, а потом вслух с нажимом в голосе и многозначительно поднял взгляд на Чернова:
— ...не должно быть известно Азову и тем, кто ему может о нем передать.
— Герман Александрович! — обиделся Чернов. — Я не скрываю своего полного доверия к Ивану Николаевичу и уважения к нему, как к героическому бойцу нашей партии... И хотя я уверен, что Бурцев, по крайней мере, заблуждается в отношении нашего товарища по борьбе, я... я...
— Я понял вас, товарищ, — доброжелательно прищурился Лопатин. — Иван Николаевич от нас с вами ничего об этом заявлении не узнает. — Он задумчиво прикусил губу и, помолчав с минуту, продолжал, будто принимал решение, в котором был еще и не совсем уверен: — А в отношении третейского суда... От него нам теперь не уйти. Лучше разобраться во всем нам самим, среди нас самих, без огласки... Ведь Бурцев грозит выдвинуть эти обвинения, а они не только в наш адрес, а в адрес всей партии, публично... через литературу. И сделает это — человек он упрямый. Опубликует письмо для начала в своем журнале «Былое»...
— Этого нельзя допустить! — взорвался Чернов. — Склока запачкает всю партию! Вы же понимаете, что это значит и для нас, и для всего русского революционного движения!
— Понимаю, товарищ. — Голос Лопатина был теперь категоричен, свидетельствуя, что старый революционер принял решение: — Я за то, чтобы третейский суд, которого требует Бурцев, состоялся.
— И это будет суд над самим Бурцевым, на котором Бурцев сам себе подпишет смертный приговор, — поставил точку Чернов.
Знал ли Владимир Львович Бурцев, на что шел, выступая против одного из самых авторитетнейших деятелей ПСР? Знал, но иначе поступить не мог.
С тех пор, как летом 1906 года он пришел к выводу, что Азеф или, как он именовал его — Азов является провокатором, целью жизни его стало разоблачение предателя.