На входной двери загремела цепочка, заскрежетал засов.
— Бонжур, господин Никольский, — донесся до меня низкий, хрипловатый голос. — Как видите, я точен...
— Входите, входите, месье... Простите, запамятовал ваше имечко, — заторопился в ответ Никольский.
— Дэви. Для вас — просто Дэви, — напомнил свое имя невидимый пока что мне пришелец.
— Да, да, именно месье Дэви... Так входите же, чего же мы стоим у двери...
И я услышал шаркающие шаги Никольского, направляющегося к своему привычному за столом месту. Гость шел следом, и шаг его был тверд и четок, шаг уверенного в себе, решительного человека. Теперь мне было видно, как Никольский, по-стариковски осторожно, усаживается на свой стул. И почти сразу он исчез из поля моего зрения.
Фигура широкоплечего человека, оказавшаяся между мною и Никольским, лишила меня возможности видеть происходящее. Человек был среднего роста, коротко, по-боксерски острижен, тонкая кожаная куртка черного цвета плотно облегала его мускулистый, почти как у культуриста, торс, линялые голубые джинсы обтягивали сильные, короткие для такого торса ноги.
«В случае чего придется стрелять в спину», — почему-то пришла мне в голову кровожадная мысль. Не знаю почему, но этот человек, лица которого я до сих пор так и не видел, уже вызывал у меня враждебность.
— Ну так что, господин Никольский, вы обдумали наше предложение? — прогудел с хрипотцой человек, на-звавший себя именем Дэви. — Сделка хорошая. Обеспечит до конца ваших дней жизнь где-нибудь в Италии или в Ницце, где так хорошо приживаются ваши соотечественники. Или в каком-нибудь тихом пансионате в Швейцарии. Неплохо ведь, а?
Он говорил ровным и в то же время снисходительно завлекающим голосом уверенного в неотразимости своего товара коммивояжера.
Никольский закашлялся, словно выигрывая время для обдумывания ответа.
— А если ваше предложение меня не устраивает? — голосом опытного коммерсанта наконец спросил он. — Если я считаю, что цена моей коллекции намного выше, чем вы мне предлагаете? В конце концов — это бизнес, месье Дэви, не так ли? Вы назначаете свою цену, я — свою.
— Господин Никольский, то, о чем мы с вами уже говорили и говорим сейчас, это не бизнес, это политика. А в политике, кроме торговли, в ходу и куда более решительные средства...
Дэви угрожал откровенно, уверенный в беззащитности сидящего перед ним старика. Я поднял доверенный мне Никольским бельгийский браунинг. Сделай сейчас Дэви шаг к Никольскому, и я выскочил бы из-за скрывающей меня двери, но Дэви не двигался, словно врос своими сильными короткими ногами в давно не мытый пол библиотеки.