— Вы по крайней мере могли бы кашлянуть, что ли, — оправдывался Миллер. — Все мои нервы, начальник, — добавил он, — Они совсем не те, что были сорок восемь часов назад.
Меллори недоверчиво посмотрел на него, хотел что-то ответить, но раздумал, увидев бледное лицо Стивенса. Ниже белой повязки на лбу — открытые глаза, не сводящие с него взгляда. Меллори шагнул вперед и опустился на колени.
— Ну вот ты и очнулся, — улыбнулся он Стивенсу. Тот улыбнулся в ответ. Губы — белее лица.
Вид безрадостный. — Как чувствуешь себя, Энди?
— Неплохо, сэр. Действительно, неплохо. — Налитые кровью глаза его были темны и переполнены болью. Он опустил глаза к забинтованной ноге. Снова поднял их и неуверенно улыбнулся Меллори. — Сожалею, что так получилось. Чертовски глупо вышло.
— Это не глупо, — Меллори тяжело ронял каждое слово. — Это преступная оплошность. — Он знал, что все наблюдают за ним, но глаза его видели только Стивенса. — Преступная, непростительная оплошность, — повторил он спокойно. — Я предполагал, что ты потерял много крови, но не заметил, что у тебя еще и две глубокие раны на лбу. Я-то должен был их заметить. — Он криво улыбнулся. — Ты бы услышал, что сказали мне эти два типа, когда мы поднялись на вершину клифа. А ведь они были правы. Тебя нельзя было просить подниматься последним, особенно в таком состоянии, в котором ты был. Это было безумием. — Он снова улыбнулся. — Тебя надо было тащить наверх, как мешок с углем, что и сделала великолепная альпинистская команда Меллори — Браун... Бог знает, как это им удалось. Уверен, что так никогда и не узнаем. — Он наклонился вперед и дотронулся до здорового колена Стивенса. — Прости меня, Энди, честно говоря, я знал, что ты сильно измотан.
Стивенс неловко пошевелился, но мертвенно-бледный пергамент его щек окрасился слабым румянцем от удивления и удовольствия, вызванного словами Меллори.
— Пожалуйста, сэр, — умоляюще сказал он. — Не говорите так. Это совсем не так. — Он умолк, глаза закатились, воздух со свистом вырывался сквозь стиснутые зубы, волна боли прокатилась по телу от раненой ноги. Потом он снова посмотрел на Меллори. — Да сам я ничего такого и не сделал для подъема, — продолжал он уже спокойно. — Я едва что-либо помню...
Меллори молча посмотрел на него, брови вопросительно взлетели вверх.
— Я смертельно боялся каждого метра подъема, — просто сказал Стивенс. Он даже не почувствовал удивления оттого, что говорит вещи, которые раньше ни за что не сказал бы, скорее умер бы. — Никогда в жизни я так не боялся.
Меллори медленно покачал головой, машинально водя ладонью по подбородку. Он был по-настоящему удивлен. Потом взглянул на Стивенса с насмешливой улыбкой.