Но дело было даже не в этом. Когда отставной полковник, отец Димы, получил эту квартиру от исполкома или от Минобороны, а точнее, когда пришла новая власть, и все начали массово жилье приватизировать, глава семьи хлопнул кулаком по столу и сказал: «Все сыну». Мать, разумеется, даже не пикнула. Хоть у нее и оставалось волшебное «право пользования», собственником она ныне не являлась.
— Валя еще и в долги влезла, Сонечка. Невестка-то платить отказалась за похороны, как узнала про завещание. Ой, Сонечка. Страшно Вале, да и мне страшно. Нынче вон пришла окаянная с бандитом, он чуть дверь не вынес, мы участковому звонить. А она орет на всю парадную, я — законная жена, и все мое.
Вот только этого мне не хватало!
— Валентина Алексеевна с женой Димы могут вступить поровну в наследство и продать квартиру! Я не хочу в это лезть!
— Да она ж Валю сгноит, дитятко! Ты приедь, милая, посмотри!
Кажется, вторая дама тоже готова была разреветься.
— Хорошо, хорошо, я завтра приеду вечером, после работы!
— Приедет она, Валя, не реви, завтра приедет. Сегодня? Ты что?! Ночь-полночь, а нее ребенок! Ждем тебя завтра, Сонечка!
Трубку положили молниеносно, видимо боясь, что я передумаю, а я так и сидела с телефоном в руках, уставившись в пространство.
Утро после бессонной ночи закономерно началось с неудач. Чашка разбилась. Абрикосик капризничал. Вещи куда-то попрятались. Я ворчала на дочку, которая, собственно, была абсолютно не причем. В конце концов Настюша посмотрела на обвинителя полными слез глазами, и мне захотелось себе врезать. А ведь когда-нибудь ей придется рассказать про папу.
Я прижала кроху к себе, и слезы все-таки побежали по щекам, я быстро стерла их тыльной стороной ладони и улыбнулась лапочке.
Тома, завидев меня, округлила глаза, а я махнула рукой, что, мол, потом объясню, и, расцеловав дочку, вышла на крыльцо садика. Толкаться в метро сил не было. Сил вообще ни на что не было.
Темнота за окнами подъехавшего такси, тепло и бубнеж радио вогнали меня в дрему вязкую и отвратительную. Ее хотелось сбросить, но она, точно паутина, липла к пальцам и лицу, не давая двинуться. Образ Димы призраком ходил вокруг.
В смерть всегда верится с трудом. А она — самое реальное событие в жизни, полной самообмана.
За окном мелькали гирлянды и елки, деды морозы и санта-клаусы, новогодняя атрибутика стала насмешкой над случившимся, которое к чертям рушит все настроение грядущего праздника.
Такси остановилось у входа в парадную, где располагался офис. Петроградка тонула в море людей, несущих на плечах капли дождя, обдувающих холодным ветром, проходя мимо. Я замерла у двери. Хотелось развернуться и поехать домой, сесть в кресло, пить вино и плакать. Только нельзя, некогда! Может, это и хорошо!