Очнулась я только спустя пять дней. Целых пять суток потребовалось, чтобы мир приобрел ясность и резкость, перестав быть похожим на кисель из запахов, звуков и режущего света. Тумбочка возле кровати напоминала филиал аптеки батареей коробочек и пузырьков для таблеток. Кряхтя, я попыталась выпутаться из одеяла. На телефоне, отвоевавшем краешек столешницы у армии лекарств, имелось (ужас!) с полсотни пропущенных вызовов. Слабость была умопомрачительной. Средство связи весило, как хороший сладкий арбуз в начале сентября.
— Ух, ты, кто проснулся?! — в спальню заглянула Тома. — Настенька! Иди маму обними!
Послышался топот детских ножек, и в комнату ворвалась пахнущая мандаринами дочка.
— Мама! — ко мне прижались со всех детских сил, а я сжала в ответ мое сокровище.
— Как себя чувствуешь? — улыбнулась подруга, присаживаясь на край кровати.
— Хочется закопаться в землю, — прогнусавила я.
— Зря, мы тебя и так еле откопали. Три дня температура под сорок.
— Три дня!
— Да, вчера только спадать начала. Сейчас нет, но еще может к вечеру подняться.
— О Боже, вообще ничего не помню, как чистый лист. Вы же к родственникам собирались?! — я посмотрела на Тому с самым несчастным видом.
— Дорогая, забудь! Если бы я за тебя не волновалась, то, пожалуй, это самый лучший праздник за последние лет пять! Старые фильмы, мандаринки, шампусик, тишина и покой! Мечта!
— А Андрей с сынишкой?
— Поехали в Финку с друзьями, благо визы открытые весели. Родителям твоим я позвонила и Зое с работы. Так что основная масса в курсе, что ты жива и относительно здорова. Звонила Маргарита Николаевна, я так понимаю, подруга матери Димы, сказала, что все нормально. Никто не появлялся.
— Я думала, мне все это приснилось, — тяжело вздохнула я.
— Отек спал, синяк заживет, — улыбнулась Тома, намекая на мой фонарик на губе. — Так что, почти приснилось. А еще звонил некто Данил Олегович и очень просил тебя вернуть с того света и засунуть телефон в руку, ибо шеф его, которому вы сына вернули, психовал, чуть ли не до вызова полиции. Но звонил, правда, Данил четыре дня назад. Потом тишина.
— Черт! Этот придурок наверняка его уволил, — горестно вздохнула я.
— Андрюша мне пояснил, что папаша — тип крутой. Я ему посоветовала, если что, в Финке оставаться и кричать, что русские не сдаются, — Томка засмеялась.
— Ха-ха три раза, — пробубнила я, прижимая Настену к себе.
— Настя! — в комнату ворвалась Ната с тем же мандариновым шлейфом. — Пошли! Начинается!