Но одной карикатуры на человека историку мало. К сожалению, сведения наши о Софье так скудны и отрывочны, что трудно восстановить её облик. [...] Перед нашими глазами мелькает неясный силуэт. Софья была дочерью Палеологов времени упадка. Кровавые семейные распри, лишения и несчастья, может быть, ожесточили её характер и развили наименее благородные влечения её сердца. Она променяла изгнание на трон и очутилась в совершенно чуждой для неё среде. Русские невзлюбили Софью. Она была, по их мнению, женщиной гордой и надменной, притом необыкновенно коварной интриганкой. Зато Софья открыла заповедные двери терема. Она давала аудиенции иноземцам и снаряжала посольства к венецианской сеньории [163]. Всё это были неслыханные доселе новшества. Великий князь становился всё более недоступным, уединяясь в своём величии, становясь всё более самодержавцем и решая почти все дела в «спальне». Злостную причину всего этого усматривали в давлении Софьи на великого князя.
Зато она утешала «старую» Москву в другом отношении: она была искренно православной! Она ревностно исполняла все внешние обряды православия. Судя по летописям, Софья едва ли не изведала чудес. Удручённая нехваткой сына, Софья отправилась на богомолье в Троице-Сергиеву лавру [164]. Там, в экстазе видения, ей удаётся вымолить желанную милость.
Другим доказательством благочестия Софьи могут служить советы, которые она давала своей дочери Елене, бывшей замужем за католическим государём [165]. Вообще, Софья постоянно являлась горячей защитницей православия.
Вопрос о приданом Софьи Палеолог стоит в истории чрезвычайно своеобразно. С одной стороны, она нищая сирота-бесприданница, а с другой - обладала неслыханным в мире по ценности «приданым». Но фактическое положение «царевны-бесприданницы» сказалось болезненно на её личных переживаниях, ожесточило её и с тем большей лёгкостью бросило в берлогу царственного медведя в глуши московского Залесья. Бесприданница! Из-за этого расстроилась её первая партия с итальянским маркизом, то же, по всей видимости, случилось и с королём кипрским...
Виссарион особенно остро воспринимал эти удары судьбы, едва ли не более болезненно, чем сама Софья. Кардинал самоотверженно хлопотал о её приданом: готов был заложить своё движимое и недвижимое и всё, чем владели её братья, Андрей и Мануил.
Папой на приданое сироте было ассигновано шесть тысяч дукатов помимо подарков.
Своим приданым сама Софья считала Византию и византийскую царскую библиотеку. Имела ли она право так считать? Ведь был в живых её старший брат Андрей, последний представитель мужской линии династии и, после смерти отца,- законнейший наследник византийского трона, и сам он считал себя наследником престола отца.