— Джулия, в будущем на твоем платье не должно быть этих легкомысленных ленточек. И ты, Мэри, не должна носить такие яркие украшения, — добавил он, указывая на бусы. — Все эти безделушки чем-то сродни тому яблоку, которым Ева угостила Адама. Я полагаю, вы не ведаете что творите, когда надеваете все эти украшения, но считаю своим долгом напомнить вам: женщина — орудие Сатаны. Если бы на моем месте оказался другой мужчина, вы могли бы спровоцировать его на дурные поступки. А теперь — спокойной ночи, приятных сновидений.
Джулия изо всех сил сдерживалась, чтобы не выкрикнуть какую-нибудь дерзость. Подобрав юбки, она бросилась вверх по лестнице, чтобы, оставшись наедине с собой, дать выход своим чувствам; но едва увидев двери Длинной галереи, девушка замедлила шаг и улыбнулась. Мэри догнала ее, и когда они подходили к апартаментам Кэтрин, Джулия рассказала подружке о тарелке с изображением короля, и о том, что этот дурак Мейкпис ни о чем не подозревает. Они обе посмеялись над недалеким пуританином, а Мэри подумала о том, что теперь Джулия долго еще будет пребывать в хорошем настроении.
И вдруг в разгар веселья Джулия почувствовала, как вся тяжесть произошедших за день событий начинает давить ей грудь. Сидя в кресле бабушки, она схватилась обеими руками за голову и стала раскачиваться, ощущая себя совершенно несчастной.
— Бедная мама! — крикнула она в отчаянии. Мэри, догадавшись о том, что испытывает в данный момент ее подруга, пододвинула к ней свой стул и взяла девушку за руку. Так они долго просидели вместе и только глубокой ночью разошлись по своим комнатам, не подозревая, что Кэтрин вовсе не спала, а дверь ее комнаты оставалась полуоткрытой.
А в восточном крыле никак не могла уснуть Анна, хотя Мейкпис уже давно храпел, лежа рядом с ней. Она смотрела на балдахин кровати, в которой раньше никогда не спала. В ее передней спинке, прямо за подушками, имелось несколько резных ниш. Перед тем как приступить к выполнению своих супружеских обязанностей — процедура оказалась даже более тягостной, чем предполагала Анна, — он вставил в каждую нишу по свече. Можно подумать, что ему не хватало света двух канделябров, стоящих возле кровати. Затем он задрал ей ночную рубашку до самой головы и стал в свое удовольствие ласкать ее тело, вовсе не думая о ней, ибо по его пуританским представлениям люди женились исключительно для того, чтобы рожать детей. Разделять чувственные удовольствия с женой считалось греховным занятием. И все же, будучи никудышним любовником, он не обращался с ней грубо, за что она была ему признательна. Хуже всего она перекосила его пристальный, похотливый взгляд. Он просто пожирал ее глазами. Казалось, он получает какое-то извращенное удовольствие, наблюдая за выражением ее лица. Она закрывала глаза, чтобы не видеть его, но он постоянно принуждал ее смотреть на него. Он пытался не столько овладеть ее телом, сколько душой. Она старалась не думать о том, что происходит с ней, вспоминая прошлое, как во время занятий вышиванием. Применив эту защиту, она не дала ему овладеть ею в такой степени, в какой он намеревался это сделать.