Скоро я забылся тяжелым сном, и мучения кончились.
Но ненадолго. Проснулся я, когда холодное и тусклое зимнее солнце уже зашло. Как это обычно бывает зимой, я почти сразу обрел способность ясно чувствовать. Вокруг в кромешной тьме сновали толпы живых тварей – постоянные обитатели гроба. Они разбежались во все стороны при моем воскрешении к жизни. Я неторопливо выбрался наружу под призрачный свет луны, с наслаждением прикасаясь к холодной, гладкой мраморной плите, которая послужила мне убежищем. Блуждая среди могил, я обдумывал еще и еще раз свой план. Я ставил на карту собственную жизнь. Но надеялся выиграть и обрести свободу распоряжаться ею: не бояться потерять ее и, если нужно, решиться отдать.
В одном огороде возле изгороди я заметил то, что смутно уже присутствовало в моих мыслях. Это была небольшая коса с острым, искривленным лезвием, к нему прилипли прошлогодние травинки, засохшие, но все еще зеленые. Стоило мне протереть его, провести пальцами по потемневшему от времени и непогоды металлу, как мой план обрел ясность и завершенность. Прежде всего надо найти кучера с экипажем и нанять его на несколько дней. Мне не составило труда отыскать подходящего возницу, соблазнив его щедрым авансом и обещанием заплатить еще больше. Я распорядился, чтобы в карету из нашего номера перенесли ящик с гробом и другие необходимые вещи. Потом последовало несколько долгих и утомительных часов: я притворялся, что пью вместе с кучером, болтал с ним о самых разных вещах и, наконец, договорился, что он за очень крупную сумму перевезет меня на рассвете из Парижа в Фонтенбло. Я сказал ему, что всю дорогу буду спать, потому что у меня хрупкое здоровье, и меня нельзя тревожить ни под каким предлогом. Последнее условие было настолько существенным, что я пообещал вознице отдельную плату за его безукоризненное выполнение: он не должен даже прикасаться к дверце кареты, пока я сам не выйду из нее.
Я убедился, что он согласен на мои условия и пьян настолько, что забыл обо всем, кроме предстоящей поездки в Фонтенбло. Мы медленно и осторожно отправились в путь и вскоре выехали на улицу, где находился Театр вампиров. Неподалеку от него мы остановились, но я остался внутри и подождал, пока начнет светать.
Театр уже заперли в преддверии наступающего дня. Примерно за четверть часа до рассвета я выскользнул из экипажа и прокрался к зданию. Я знал, что там, в подземных этажах, далеко внизу, вампиры уже лежат в своих гробах. Но даже если б кто-нибудь их них запоздал и вернулся домой в самую последнюю минуту, он вряд ли бы обратил внимание на мои приготовления. Я накрепко заколотил главный вход досками. Какой-то ранний прохожий застал меня за этим занятием, но прошел мимо – наверное, подумал, что я прибиваю табличку с именем владельца. Я опасался только, что могу столкнуться с продавцами билетов, швейцарами и прочей прислугой, которая, как я предполагал, приходила в театр на рассвете, чтобы охранять дневной сон вампиров.