«Вот парадный подъезд, по присутственным дням…» трам-пам-пам…
Я дошёл до верха, на миг остановился отдышаться. Вверх вели ещё полпролёта, видимо, на чердак, но всё было наглухо перекрыто железной решёткой и горой хлама, среди которого угадывались велосипеды со снятыми колёсами, старые лыжи и санки, холодильник «ЗиЛ-Москва» без дверцы и старинный несгораемый шкаф. Узкие окошки выходили на внутренний двор, дверь на площадке была только одна, узкая и высокая.
Полуоткрытая.
Я осторожно постучал по двери. Тишина.
Нет, я не мог удержаться. Ну в кои-то годы оказаться в Питере!
– Кто стучится в дверь ко мне? – громко сказал я. – Он с мачете на ремне!
Увы, слегка искажённые, но бессмертные строки Маршака, повествующие о трудностях почтового сообщения в доинтернетную эпоху, тоже отклика не вызвали.
Я толкнул дверь и вошёл.
Квартира была симпатичная. Не законсервированная древность, как у Аристарха Ипатьевича, и не какой-нибудь ультрасовременный дизайн с голым кирпичом и элементами умного дома (такое, как ни странно, очень любят устраивать в старых домах). Обычная квартира, только планировка странная – чувствовалось, что выгорожено из части огромной квартиры. Большая гостиная, сразу направо от двери – маленькая кухня, со стоящими на подоконнике цветами и пряными травами в горшках – очень по-женски. Ещё одна дверь – наверное, совмещённый санузел. В гостиной стояла старинная изразцовая печь, кажется, даже действующая. По стенам висели фотографии морской тематики, в шкафах тоже хватало морских сувениров: раковины, куски коралла, старинный (или под старину) медный компас… Крыша была лучше всего – потому что это была именно двускатная крыша над гостиной, с большим мансардным окном. Изнутри крыша была обшита деревянными панелями, потемневшими от времени, но я сразу представил, как тут должно быть чудесно, когда идёт дождь, капли барабанят по крыше и по стеклу.
Окно, кстати, было открыто. Под ним стояла стремянка. На третьей ступени стремянки неожиданным натюрмортом стояла бутылка шампанского и два бокала.
Ну надо же.
Я пожал плечами, ухитрился зажать в одной руке бутылку (за горлышко) и бокалы (за тонкие высокие ножки) и полез в окно.
Мария Белинская сидела на крыше в паре метров от окна. Смотрела на восток. Тучи разошлись, будто и не лил дождь весь прошлый день. Было достаточно светло, чтобы крыши Санкт-Петербурга лежали под нами разноцветным ковром, пробитым шпилями церквей, иглой Адмиралтейства, редкими жилыми новостройками. «Лахта-центр» сиял вдалеке огромным, плохо огранённым драгоценным камнем.