— Перестань!
— Клеопатра, — пробормотал он, весь во власти желания, — будь моей женщиной!
— С ума сошел?!
Она наконец сумела вырваться и отбежала на край площадки.
— Сошел, — ответил он.
— Оно и видно.
— Клеопатра, не мучь меня. Я… Я все для тебя сделаю…
Он метнулся к ней, обнял и поцеловал. Губы девочки оказались нежными и пахли молоком.
— Пусти! — вырывалась она.
Гоша чуть ослабил объятие. Голова у него кружилась, как от вина.
— А знаешь, мне кажется, точно на такой площадке дрались Печорин и Грушницкий… — Зулейка попыталась переключить его внимание.
— Слышал краем уха, что они насмерть подрались… Это из сочинской группировки, что ли?
— Какой группировки? Обалдел? — воззрилась на него Зулейка.
Гоша понял, что ляпнул что-то невпопад.
— Ну, не сочинской, значит, омской, — пробормотал он и снова обнял ее. — Нам-то с тобой какая разница?..
— Отойди, дурак! — с сердцем произнесла Зулейка, вырвавшись из его цепких и потных рук. — Надоел ты мне со своими нежностями. — Она отошла на шаг и добавила: — Как кобель дяди Зураба!
Гоша почувствовал себя оскорбленным: какая-то дрянь, ничтожество, девчонка смеет его оскорблять! Его, которого сам Черный Беркут считает одним из лучших наркокурьеров, которого ценит даже Баритон…
Он схватил ее за руку и дернул с такой силой, что она едва удержалась на ногах.
— Ты что, белены объелся? — Голос ее от обиды зазвенел.
— Не мели что попало! — зло сказал Гоша. — И не обзывай старших.
— Дурак!
Тут он отвесил ей звонкую пощечину. Зулейка неожиданно влепила ему ответную и укусила за руку до крови.
Мамедов разозлился не на шутку, опрокинул ее на землю и навалился всем телом.
— Ну, образумилась? Будешь кусаться еще?
— Чего тебе надо?
— Чтобы ты была послушной. Понятно? — Он, придерживая ее одной рукой, второй достал сигаретку и сунул ее в рот Зулейки:
— Кури!
Она с ненавистью посмотрела на него и выплюнула сигарету. Он снова ударил ее по лицу и снова воткнул сигарету. Зажег.
— Затягивайся, как следует, — велел он, — если хочешь остаться живой.
Зулейка поняла, что он не шутит. Этот зверь на все способен. Затянулась, закашляла. Он не отставал, пока она не докурила сигарету до конца.
— Так-то лучше.
— Ты мне губы до крови разбил.
— Я тебе не только губы разобью, если будешь фордыбачиться. Все ребра переломаю. Раздевайся, быстренько.
— Нет.
Он с силой дернул за платье, и оно разорвалось сверху донизу. На Зулейке не было бюстгальтера, только узенькие трусики. Девушка изловчилась и снова укусила его за руку. Гоша отшатнулся, хотя боли в состоянии аффекта не почувствовал.
— Сбрось эту тряпку, — показал он на плавки.