— Не дождешься. — На нее тоже начал действовать наркотик: теперь она говорила медленно, глаза ее подернулись поволокой. Ей стало ужасно жаль себя, жаль свою юную жизнь, так глупо опоганенную этим подонком. Клеопатра, ее героиня, наверное, покончила бы с собой, прыгнув с площадки в пропасть. Но она не Клеопатра. Лишаться жизни? И из-за кого? Из-за этого тупого кретина, который даже Лермонтова не читал.
Улучив момент, Гоша сковал ее руки своей громадной пятерней, второй рукой сорвал трусики. Желание распирало его. Зулейка сумела вывернуться.
— Вот что, египетская царица, — произнес он со злостью. — Я не стану заниматься французской борьбой. Если ты будешь сопротивляться, я брошу тебя в пропасть.
Голос его дрожал от гнева. Зулейка поняла, что он окончательно остервенел и совладать с ним ей не под силу. А так хотелось жить.
* * *
…Та ночь на смотровой площадке высоко в горах врезалась в память Зулейки на всю жизнь. Первая «ночь любви» была мучительной и бесконечной. Зулейка задыхалась от боли и бессилия.
От первой близости она не испытала ничего, кроме омерзения. Неужели это то, что воспето в бесчисленных любовных романах? Кровь, кровь, ярость и тоска, какая-то звериная, неуемная.
После короткого отдыха Гоша опять принялся за свое.
— Лучше сразу сбрось меня со скалы, — стонала Зулейка.
— Дурочка, теперь будет лучше, — успокаивал Гоша.
Раннее утро застало их, вконец обессиленных, лежащих рядом у самого края пропасти.
— Доброе утро, красавица, — сказал Гоша.
Зулейка с трудом открыла глаза. Она всю ночь проплакала, забылась только на рассвете тревожным, кошмарным сном. Глянула на Гошу и, молча, стыдливо прикрылась руками. Голова была тяжелой и гудела, как колокол.
— Что, головка бо-бо? — понимающе усмехнулся он. — Это после дозы, с непривычки. Сейчас подлечим.
Он достал сигарету, сделал три-четыре затяжки и протянул ее Зулейке. Та с жадностью затянулась и выкурила сигарету до конца, пока окурок не обжег ей пальцы.
— Полегчало? — спросил Гоша.
Она кивнула.
— То-то. Теперь не запускай, — произнес наркокурьер то ли в шутку, то ли всерьез.
— А где их достать, эти сигареты? — несмело поинтересовалась она.
— Твои проблемы, Клеопатра, — грубовато отрезал он. — В школе у ребят и поинтересуйся.
Он привел себя в порядок: причесал волосы, застегнул рубашку, отряхнул с брюк травинки и пыль.
— Ну, двинулись?
— Как же я пойду? Ты мне все платье разорвал.
— Ане надо было выкобениваться.
С помощью зулейкиных заколок для волос платье кое-как подремонтировали, и они отправились в обратный путь.
Селение уже проявляло признаки жизни.