Занятый картошкой, конгрессмен проговорил:
— А что она сама говорит по этому поводу?
— Ну, она говорит, что у меня нет шансов. Но…
— Тогда берегитесь, мой мальчик! Похоже, она твердо намерена прибрать вас к рукам.
— Рад слышать это от вас. Я, вообще-то, хотел рассказать вам, кто я такой. И потом, вы должны знать, что еще до того, как мы с вашей дочерью познакомились, я написал ей семь писем…
— Минутку, — прервал его техасец. — Пока вы не начали рассказывать мне все это, вы не будете так добры и не откроете, где же все-таки взяли эту картошку?
Уэст кивнул.
— Конечно! — сказал он и, наклонившись к уху конгрессмена, что-то ему прошептал.
В первый раз за все эти дни на лице у пожилого джентльмена появилась улыбка.
— Мой мальчик, — сказал он. — Я чувствую, что вы начинаете мне нравиться. Все остальное неважно. Я уже все слышал о вас от вашего друга Грея… А что касается писем, так это единственная вещь, которая сделала первую часть нашего плавания сносной. Мэриан дала их мне прочесть в тот вечер, когда мы сели на пароход.
Внезапно из-за туч выглянула почти позабытая луна, которая вылила на битком набитый людьми пароход целый поток жидкого серебра. Уэст оставил старика наслаждаться картошкой и отправился на поиски его дочери.
Она стояла в лунном свете у перил на палубе в носовой части судна и мечтательно смотрела вперед, где находилась великая страна, которая с легким сердцем отправила ее в чужой край навстречу новым впечатлениям и приключениям. Когда Уэст подошел, она повернулась к нему.
— Я только что разговаривал с вашим отцом, — сказал он. — Он сообщил мне, что, судя по всему, вы собираетесь прибрать меня к рукам.
Она засмеялась.
— Завтра вечером, — заметила она, — мы прибываем к месту назначения. Тогда я и объявлю вам свое окончательное решение.
— Но ведь это еще целых двадцать четыре часа! Неужели мне придется столько ждать?
— Немного волнения вам не повредит. Я не могу забыть тех долгих дней, когда я ждала ваших писем…
— Знаю! Но не можете ли вы дать мне… хотя бы легкий намек… здесь… сейчас?
— Я безжалостна… Я совершенно безжалостна!
И потом, когда пальцы Уэста сомкнулись у нее на запястье, тихо добавила:
— Даже не просите, дорогой, никаких намеков… Могу только сказать… что отвечу… да.