Вскочив, островитянин с проклятиями ринулся к ничего не подозревавшим африканерам:
– Эй, вы! Свинья! Скотина! Стой!.. – И еще что-то на своем диалекте.
Кто знает, как все это могло бы обернуться, но, на счастье Слейтона, и буры не были вдумчивыми людьми. Они не стали выяснять, отчего взбесился коллега, а ответили ему такой же хамской бранью. Когда она коснулась кого-то из корсиканских пращуров – вроде того, что надо бы их вытряхнуть из могил и изнасиловать, – Анри в ярости выхватил нож.
Обалделые Слейтон и Мартынов ахнуть не успели, как один из буров, вскрикнув, скрючился, упал, другой взревел как бык и бросился на врага, не думая уже о том, что тот вооружен.
Два придурка сшиблись врукопашной, и африканеру каким-то чудом удалось схватить и блокировать правую руку противника – тот не мог действовать ножом, мог лишь биться в клещах захвата, неистово ругаясь и стремясь вырваться. Но бур оказался сильнее – а может, опасность придавала ему сил, он ведь отлично понимал, что стоит французу вырваться, как ему крышка.
Видимо, понял это и раненый. Лежа и зажимая левой рукой рану, правой он выдернул револьвер из кобуры.
В пылу бешенства Анри не сообразил, что ноги – тоже орудие боя, и он вполне бы мог пнуть противника, да так, что тому пришлось бы туго. Но не смекнул. А раненый открыл огонь.
Видно, он боялся зацепить земляка и потому пошел пулять по ногам. Но то ли он вообще был скверный стрелок, то ли ослабел от раны и рука ходуном ходила – но прилетело и чужим и своим.
Первым взвыл и подкосился Анри. Ножа, правда, он не выпустил, но дела его сразу стали плохи. Буру бы в этот момент оттолкнуть противника, отскочить подальше! – да не догадался. И вторая пуля-дура нашла его.
Горе-стрелок попал в дружка удачнее, чем во врага – пуля расшибла левое колено вдребезги. От такого подарка парень отчаянно взмахнул руками, потерял равновесие, а главное – отпустил корсиканца. И тот, даром что хромой, молниеносно чиркнул лезвием по горлу врага.
Кровь брызнула фонтаном. Смертельно раненный повалился навзничь, но торжество хромого Анри, если оно и было, длилось секунды две. Лежащий все стрелял, опустошая барабан нагана, третья пуля ушла в белый свет, а вот четвертая попала так, что полгода будешь целиться – не попадешь. Попала в ключицу, перебила ее, отрикошетила к позвоночнику и разнесла шейные позвонки. Анри умер мгновенно.
А Мартынов и Слейтон в течение нескольких минут стали свидетелями еще двух смертей. Раненый с перерезанным горлом, похрипев по затихающей секунд двадцать, умолк, а стрелявший, из последних сил сделав дело, впал в беспамятство, и спустя минуты три-четыре многоопытный Слейтон констатировал смерть.