Выручила Вивиан: совершенно непринужденно она заговорила о пустяках, о том, как накануне отъезда они с мужем пошли в Центральный парк, да какая там красота… Реджинальд немедля подхватил, и вышло элегантно, уместно и в сторону от суровых мыслей Йенсена. На лицах замелькали улыбки, разговор легко развернулся дальше, перетек в другие русла, и неловкость исчезла, точно не было ее.
Однако вечером в каюте Реджинальд дал волю беззлобному ворчанию:
– Ну, высказался, мыслитель! Уж если ты биолог, то о биологии и толкуй, о пестиках-тычинках. А в философию не лезь, не твоя это весовая категория!..
Вивиан примирительно возражала:
– Ну что ты, милый! Разве не знаешь, что ученые – люди наивные и искренние, у них что на уме, то и на языке. Мистер Йенсен настоящий ученый, это же ясно…
– Вот пусть бы на уме и держал, а на языке не надо…
Реджинальд и вправду чувствовал себя раздосадованным, и досаднее всего было то, что слова норвежца чем-то царапнули его. Вивиан давно уснула, а он все ворочался в неясном беспокойстве. Потом, правда, оно приобрело более конкретный характер, став мыслью о том, что не стоило, черт возьми, Йенсену вообще трогать эту тему, будить лихо, пока оно тихо… Но тут уж мистер Гатлинг рассердился, приказал себе выбросить суеверный вздор из головы, решительно повернулся на правый бок и вскоре уснул.
* * *
Остаток плавания прошел безоблачно и в прямом, и в переносном смысле. Небосвод над Атлантикой сиял так, будто был новорожденный, а не миллиарды лет царил над планетой – и трудных разговоров никто больше не затевал. А вечером третьего дня, в точном соответствии с прогнозами капитана Моррелла, «Фалькон» бросил якорь на внешнем рейде Пуэнт-Нуара, чтобы завтра при свете дня пришвартоваться без осложнений.
Сложный на первый взгляд маршрут Пуэнт-Нуар – Браззавиль – Леопольдвиль на самом деле был самым скорым, учитывая особенности здешних акваторий и железных дорог. Граница же для состоятельных обладателей американских паспортов, можно сказать, не существовала.
В течение недели все административные вопросы решились, причем главным решалой стал, естественно, Симпкинс. Искушенный в таких темах, он в поте лица бегал по кабинетам, и подогретые зелеными купюрами браззавильские чиновники все делали почти сразу, улыбались и говорили разные приветливые слова, правда, по-французски – английский язык они даже если и знали, то демонстративно делали вид, что не знают. Поэтому Симпкинса везде сопровождала Вивиан, знавшая французский в совершенстве. Приветливые слова адресовались большей частью именно ей.