— Каким образом? — перебил его Казаренко.
— Как еврейский беженец, с женой и дочерью.
— Еврей? — Петр Сергеевич приподнял брови.
Помощник покачал головой:
— Нет, русский… Жена — в девичестве Нелли Абрамович…
— Понятно! — привычно подергивая мочку уха, кивнул Казаренко.
— Почти сразу после приезда жена ушла от него к университетскому профессору из Беркли.
— Почему?
Черник пожал плечами, позволил себе легкую улыбку:
— От молодых к старикам женщины уходят только из-за денег, — пояснил он. — Сейчас Гребски зарабатывает прилично. Есть устойчивая тенденция к увеличению доходов, его писанина пользуется спросом, книги издаются и хорошо раскупаются. А в первые месяцы в Штатах перебивался случайными заработками. Вероятно, жене это не нравилось.
— Понятно. — Казаренко положил ладонь на стол, взглянул на помощника: — Женщины? Наркотики? Как у него с этим?
— Бабник, но не злостный, — отозвался Черник. — Смазливую мордашку и стройные ножки не пропустит, но при этом не позволяет женить себя и умудряется оставаться с бывшими любовницами в хороших отношениях. Наркотиков не принимает. Пьет, но в меру, предпочитает хороший коньяк. Азартными играми не увлекается, в казино бывает от силы два-три раза в год.
Петр Сергеевич шутливо захлопал в ладоши:
— Браво! Идеал холостяка, — усмехнулся он. — Отлить в бронзе и поставить перед женским клубом. Что-то интересное в его прошлом есть?
— В общем-то нет. — Черник виновато развел руками, словно это он был ответственен за прошлое журналиста Гребски. — За исключением одного. После окончания факультета журналистики МГУ он работал в различных изданиях демократического толка, а во время приднестровской войны оказался в Тирасполе в пресс-центре генерала Лебедя. С самого начала войны в течение четырех месяцев он со своим другом-сокурсником, собственно, и был этим пресс-центром, пока дело не подхватили другие.
— Спецслужба?
— Нет, в университете Комитет пытался его вербовать, но он умудрился соскочить. В Приднестровье оказался случайно, приехав отдохнуть к другу. Они там вдвоем неплохо поработали, фактически пробив брешь в информационной блокаде, окружавшей эту войну, а когда у генерала Лебедя начались трения с тираспольским руководством из-за истории с пропавшими самолетами и оружием, вернулся в Москву.
Казаренко задумчиво потер ладонь о ладонь, спросил:
— Он на этом хорошо заработал?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Черник. — Вообще не использовал своих возможностей.
— Лох? — Брови Казаренко снова приподнялись. — Там такая неразбериха была в то время…
— Скорее идеалист, — поправил хозяина Черник. — У нас есть его психологический портрет, разработанный в первом отделе университета перед вербовкой.