Денис вздохнул, вспомнив ту сумасшедшую ночь, еще раз набрал Зоин номер. Слушая короткие гудки, решил позвонить ей на следующий день.
Других срочных дел автоответчик не преподнес, а потому поход в японский ресторан был неизбежен, тем более что с Татьяной Дениса связывали достаточно близкие отношения, продолжающиеся, как ни странно, больше года. Благодаря ей Денис стал больше общаться со своими соотечественниками из русской колонии Сан-Франциско. В свое время он практически совсем от них отошел, потому что большая часть эмигрантов продолжала жить и думать так, как будто они все еще в России. Темами разговоров по-прежнему оставались повышение цен, неустроенность быта, политика и обсуждение близких и дальних знакомых. Досыта нахлебавшись этого добра на исторической родине, Денис предпочитал тут об этом не вспоминать.
Он снял трубку и набрал номер телефона Тани.
— Продолжайте, Иоанн Львович, продолжайте…
Просторная терраса. Выложенный каменными плитками пол. Свет заходящего солнца, ослепляюще яркий на улице, пробивается сквозь листья магнолий и становится мягким и рассеянным, размытыми пятнами лежит на полу, плетеном столе, четырех сидящих за столом людях. Стол имеет демократичную круглую форму, но все равно совершенно очевидно, кто тут сидит «во главе», кто хозяин, невидимым барьером силы и власти отделенный от троих… не слуг, скорее — штабных работников.
Петр Сергеевич в легкой рубашке навыпуск, слаксах и мягких мокасинах откинулся в кресле, скрещенные ноги вытянуты. Темные очки прикрывают глаза. Иногда кажется, что он дремлет, но это не так. Он наслаждается заслуженным покоем теплого дня, думает, изредка пощипывает мочку уха и внимательно слушает. Заметив, что говорящий в очередной раз вытер вспотевшую лысину скомканным носовым платком, Петр Сергеевич слегка поворачивает голову и, немного повысив голос, говорит в глубину террасы:
— Олеся, принеси нам попить. — И уже обычным своим тоном предлагает: — Иоанн Львович, вы бы сняли пиджак, жарко. И вы, господа… Не на приеме же, право слово.
Легкое оживление, галстуки ослабляются, расстегиваются верхние пуговицы на рубашках. Иоанн Львович с похвальным для его возраста проворством скидывает слишком официальный для этой встречи пиджак, вешает его на спинку кресла, с благодарным вздохом усаживается.
Петр Сергеевич — заботливый и гостеприимный хозяин.
— Продолжайте, Иоанн Львович, прошу вас…
То, о чем докладывает старикан, Петром Сергеевичем уже прочитано и осмыслено. Иоанну Львовичу он платит не за невероятную информированность, а за острый аналитический ум и способность к парадоксальным обобщениям, за то, чего недостает этим рафинированным хлыщам из дорогих университетов. Первый гонорар за аналитическую справку он заплатил Иоанну Алябьеву, профессору университета в Беркли, еще в далеком девяносто первом и продолжает исправно платить до сих пор.