Я шел по Бородинской, пил вино и рассматривал дома. Я представлял, что мы откроем с Леной свой бизнес в Тирасполе и купим квартиру на третьем этаже вон того дома. Милый дом, уютный балкон, а летом мы будем ходить на реку с плетеной корзиной. И в корзине этой будет вот это вот самое белое сухое, фрукты и бутерброды с колбасой и сыром.
Какой бизнес можно открыть в Тирасполе?
Да поставить ларек и торговать шаурмой с фалафелем, например. Нужно придумать что-то такое, чего еще нет в маленьком городе, но в изобилии есть в большом. Ведь все у нас перед глазами, мы просто очень боимся и не хотим быть счастливыми, потому что иногда в наших сердцах появляются черные дыры, и из дыр этих сквозит межзвездная пустошь.
В троллейбусе я сел напротив мужчины, лицо которого мне показалось до боли знакомым. Я всматривался в него, перебирал людей из прошлого, и до меня наконец дошло, кто он такой.
Это был паренек из двора по улице Правды, паренек, который все детство преследовал меня, колотил и вообще вместе со своими дружками проходу не давал. Я был рад увидеть, как он изменился.
Постарел, на вид ему теперь стукнуло лет сорок – седые виски, на макушке лысина, помятый, морщинистый, похожий на крысу. Он стал сутулым, ноги его худые, как спички, в нервном тике стучали по полу троллейбуса.
И тут он взглянул на меня и, кажется, узнал.
Я вспомнил, как он однажды подкараулил меня у «Молочного», избил и отнял деньги. А потом, когда я возвращался домой, они сидели с дружками на дереве, плевались в меня и хохотали.
– Ну, здравствуй, Пашка, – сказал я ему.
– Здравствуй, – ответил он. – Только я не Пашка.
– Пашка с Правды, двадцать три? – спросил я.
– Нет, – ответил мужчина и вышел.
Клянусь, это был он, и вышел он не на своей остановке.
На центральном рынке – продохнуть негде. Селяне и городские носятся по базару в предновогодней лихорадке, я увидел мамашу с сыночком. Они тащили пушистую елку. Мамаша сказала, что елки продаются за мясным отделом.
Как же изменился базар! Здесь возвели новые двухэтажные корпуса для молочных и мясных отделов, в корпусах этих имелись эскалаторы, таких базаров я даже в Киеве не видал.
Купив самую большую и самую пушистую елку за сущие гроши, я взял такси у базара и поехал домой.
Бабка с дедом собрались вокруг елки и причитали:
– У нас и так места нет. Развернуться негде. Неси ее обратно.
А тетя из комнат кричала:
– Лучше бы ты конфет купил, болван!
Но сдержав их натиск, я все же установил елку в углу большой комнаты и спросил, куда подевались елочные игрушки. Дед сказал, что елочные игрушки он отнес в подвал.