— В котором часу он уезжал?
— В полдень, если завтракал дома, и в половине первого, если в ресторане. А это случалось довольно часто.
— А где завтракаете вы?
— В небольшом ресторанчике недалеко отсюда, на набережной. Там неплохая кухня.
— Вернемся к Шабю. Что он делал потом?
Простодушный Люка с удивлением слушал разговор. Разглядывал Анну-Мари с головы до пят, тщетно силясь понять ее роль во всем этом деле.
— Потом патрон часов до четырех работал на авеню Опера. У него с Лусеком общий кабинет.
— И там тоже у Шабю были приключения подобного рода?
— Вряд ли. Там совершенно другая атмосфера. И, возможно, его смущал Лусек. Это единственный, кого он даже боялся. Нет, боялся — пожалуй, слишком сильно сказано. Но, во всяком случае, держал себя с ним не так, как с другими, и никогда не позволял себе на него орать.
— Когда он снова возвращался?
— Примерно в половине пятого. Некоторое время уделял мсье Лепетру, иногда наблюдал за разгрузкой барж. Потом вызывал машинистку и диктовал письма.
— А почему он не диктовал вам?
— Я печатала главным образом личные письма.
— Когда он уезжал совсем?
— Часов в шесть, если не задерживался со мной или с кем-нибудь из девушек.
— Случалось вам проводить вместе с ним весь вечер?
— Только по средам, да и то до десяти часов.
— Вы всегда уходили от Бланш после него?
— Нет, бывало, что мы выходили одновременно. Шабю привозил меня на улицу Коленкур и высаживал метров за сто от дома. Но в ту среду он куда-то торопился, и я сказала, чтобы он меня не ждал.
— Нам очень важно установить, кто еще знал о ваших свиданиях на улице Фортюни. Постарайтесь, пожалуйста, припомнить.
Комиссар прочистил себе нос и нахлобучил на голову шляпу. Госпожа Мегрэ была права: солнце выглянуло, и Сена сверкала.
— Поехали, Люка. Благодарю, мадемуазель.
Они заворачивали к воротам здания Уголовной полиции, когда взгляд Мегрэ неожиданно встретился со взглядом человека, стоявшего у парапета набережной. Это длилось одно мгновение. Комиссар продолжал думать о своем, а незнакомец, приволакивая ногу, сразу же двинулся в сторону площади Дофина. Но уже через минуту Мегрэ спросил у Люка:
— Заметил?
— Кого?
— Человека в старом дождевике. Он разглядывал наши окна, а когда мы поравнялись, пристально посмотрел мне в лицо. Уверен, что он меня узнал.
— Какой-нибудь бродяга?
— Не похоже. Выбрит и довольно опрятен. Должно быть, не жарко ему в осеннем плаще.
В кабинете, продолжая думать об этой встрече, комиссар невольно подошел к окну. Незнакомца на улице не было.
Мегрэ пытался уяснить себе, чем именно тот так поразил его. Может быть, напряженностью взгляда, выражавшего глубокое волнение? Не был ли этот взгляд призывом, обращенным к нему, Мегрэ?