Однажды, во время моего пребывания у одного из туземных племен, вождь их вздумал показать мне весьма любопытные пещеры в низких известковых скалах, неподалеку от их стана. Вся эта местность была весьма дикая, неровная и гористая. Надеясь, что рано или поздно какая-нибудь счастливая случайность поможет мне вернуться в мир людей цивилизованных, я с жадностью хватался за все любопытное и необычайное, приглядываясь, присматриваясь и изучая для того, чтоб со временем поделиться виденным и слышанным со своими соотечественниками. С этой целью я решился подробно осмотреть и исследовать эти пещеры и вот, бродя по одной из них, случайно наткнулся на колодец, имевший около 20 футов в диаметре и около 9 футов глубины. Дно колодца было чистое, песчаное и совершенно сухое, и мне показалось, что в одном месте стены имеется круглое углубление. Я соскочил на дно, оставив Бруно на краю колодца, неистово лающим. Помню, что у меня в руках была довольно большая палка, – и вот, когда я уже собирался ощупать ею таинственное углубление, то, к немалому моему ужасу и отвращению, заметил, что из темной массы, которую я теперь принял за сгнивший пень, на меня тянется отвратительная голова большой черной змеи. Я отскочил назад, насколько было можно, но змея эта совершенно сползла с дерева и прямо двигалась на меня. Я проворно нанес ей страшный удар по хвосту, зная, что такой удар вернее обессиливает и обезвреживает змею, чем удар по голове.
Едва успел я справиться с этой змеей, как другая, совершенно подобная ей, выползла на меня. Я опять нанес ей сильный удар по хвосту и таким образом одолел и ее. Но отвратительные пресмыкающиеся одно за другим стали появляться еще и еще, и мне стало ясно, что весь этот громадный пень не что иное, как одна живая масса змей, свившихся клубком и, вероятно, зимующих здесь. Одна за другой, они медленно выползали и протягивали ко мне свои отвратительные головы и, конечно, если бы все они появились разом, то никакие силы в мире не могли бы спасти меня от них. Я не мог себе представить, сколько времени будет еще продолжаться эта странная борьба; десятки раз я пытался, покончив с одной из змей, добраться до стенки колодца и вскарабкаться наверх, но прежде чем я успевал сделать шаг к стене, меня уже настигал другой громадный враг, от которого опять приходилось отбиваться.
Я слышал, что Бруно носился, как сумасшедший, взад и вперед по краю колодца с бешеным лаем и всеми признаками крайней тревоги и волнения. Он прекрасно знал, что такое змеи, так как не раз уже страдал от их укусов. Несомненно, что я обязан своей жизнью, в данном случае, лишь тому обстоятельству, что змеи находились в полусонном состоянии и потому не были ни достаточно проворны в своих движениях, ни достаточно энергичны и дружны в своем нападении. Объясняется это, конечно, тем, что было холодное зимнее время, то есть июнь или июль месяц. Я не могу сказать, сколько времени продолжалась моя борьба со змеями, но, наконец, видя, что нападающих больше нет, что все они полегли костьми у моих ног, я принялся считать их. Сделал я это частью из любопытства, частью из желания воздействовать на туземцев, иначе говоря – похвастать перед ними своим подвигом – скромность там, где о ней не имеют никакого понятия, была бы глупостью, мало того, она была бы, безусловно, пагубна для моего престижа среди этих дикарей.