Вельможная панна. Т. 1 (Мордовцев) - страница 94

В последнее заседание сената, знаменитого, как мы выше заметили, отсутствием сенаторов, король, не смея ослушаться приказаний сильных протекторов, просил созвания сейма. Сенаторы исполнили просьбу короля или, скорее, побоялись ослушаться тех же сильных протекторов, и положили приступить к собранию сейма. Впереди ничего не предвиделось утешительного; уже большинство патриотов, все более или менее понимавшее образ действий держав, видело, какая будущность ожидает Польшу. Европейские дворы, к которым в порыве отчаяния обратилась республика, занятые собственными делами, не в силах были спасти ее от гибели: иные даже не отвечали на ее горестный вопль. Польша увидела себя всеми покинутою. Говорят, когда сенат вместе с определением о созвании сейма представил Штакельбергу и некоторые другие свои постановления, этот посланник сухо и презрительно сказал сенаторам:

– Мы требуем только сейма и постановления его о том, о чем мы заявили и заявим еще.

Под заявлением Штакельберг разумел, во-первых, декларацию, в которой польской нации повелевалось созвать сейм; и, во-вторых, в которой означалось, о чем сейм должен был рассуждать и на чем остановиться. Напрасно Станислав-Август униженно просил милости у императрицы Екатерины II, называя ее «ma bienfaitrice et топ amie», его просьба осталась без ответа…

И вот злополучный король снова обращается к своему народу, ищет опоры в его нравственном величии. Но это величие давно не существовало, и король и нация были бессильны во всех отношениях. В это отчаянное время написан был универсал, в котором бы должны были, кажется, вылиться все наболевшие чувства короля и его раскаяние перед всей нацией, и его скорбь за то горе, которое принесено его стране неразумной доверчивостью к сильным державам, его беспечностью, легкомыслием, отсутствием любви к своему народу, его неспособностью к государственным делам, вообще ошибкам всей его жизни… Нет!!! Ничего этого не было в универсале. Жалобы, упреки и громкие фразы, заглушающие собой всякую мысль, – вот содержание этого воззвания, обращенного к нации в такой критический момент жизни всего государства. Что особенно резко бросается в глаза, это полное непонимание источников страдания Польши, отсутствие всякого знания, смысла явлений и даже клевета, брошенная в лицо лучших представителей польского народа. Можно было заранее сказать, что из всех усилий польского правительства ничего не выйдет, если бы даже Польше никто и не угрожал. Ясно, что ни король, на которого, впрочем, и сетовать нечего, как на человека умственно ни в чем не виновного, ни сенаторы, ни конфедераты-патриоты, после потери Пулавского, Огинского и Паца окончательно потерявшие голову, никто не понимал болезни королевства, и потому если б даже поляки предоставлены были самим себе, то и тогда они не сумели бы спасти свою независимость. В универсале этом на первом плане являются не Польша, не нация, не общественные бедствия, а красуется фигура короля, которую стараются поставить перед всем светом в самых привлекательных позах. Только и попадаются в универсале фразы: «мы любим Польшу», «любезная нам нация!», «никто более нас не был воодушевлен желанием общественного блага» и т. п., если угрожала и угрожает опасность, то опять-таки не Польше, не государству, а все только королю. В универсале снова подняли старую историю, которая давно надоела Польше, о том, как конфедераты не хотели действовать заодно с королем, как ставили ему в вину наводнение Речи Посполитой чужеземными войсками, как потом хотели похитить короля, словно красную девицу, и едва не совершили цареубийства. Над Польшей висела страшная туча грозовая, а ее правительство не стыдилось лгать перед нацией и перед целой Европой, уверяя, будто король, едва спасшись от рук мнимых убийц, в самую первую минуту своей безопасности был так великодушен, что забыл о себе и не за себя ходатайствовал перед сильными соседями, а за любимую им нацию, забыв о мщении. Между тем известно, что из-за пустяков король наделал столько шуму на всю Европу, что сам был не рад, когда войска соседей под видом восстановления порядка в республике оцепили всю Польшу. Единственно из трусости король, сам того не замечая, способствовал захвату польских земель войсками протекторов и освящая эти захваты, прибегая под защиту иноземных солдат от своих подданных, которые для его же пользы хотели похитить его, но отнюдь не думали убивать, потому что своей смертью он причинил бы Польше столько же вреда, сколько причинял жизнью, или, во всяком случае, не спас бы смертью того, что в течение жизни погубил своим неразумием.