Животный мир полюбил и другое высотное здание – гостиницу "Украина". Как только она была построена, в нее ринулись полчища кошек, с комфортом расселившиеся в коммуникационных сетях. Кошки особенно не давали покоя жильцам гостиничных номеров весной, во время своих свадеб. Полностью освободить гостиницу "Украина" от четвероногих созданий так и не удалось.
Дверь Кате долго не открывали, но вот раздалось покашливание, щелкнул замок и на пороге появился Женя Сандула. Шея у него была обмотана шарфом.
– Здравствуйте, – сиплым голосом попри-ветствовал Катю хозяин, болею, – и Женя широко улыбнулся. – Проходите.
Когда-то двухкомнатная квартира теперь пре-вратилась в анфиладу из трех комнат. Дверей нигде не было, в глаза бросались высокие арки, расписанные попугаями и тропическими лианами.
Первая комната служила гостиной и библиотекой одновременно. Книги располагались стройными рядами и были подобраны по цвету. За бордовым рядом следовал темно-розовый, за ним – серый, белый. Почти на полу сверкало густо-угольной чернотой собрание сочинений "лучшего классика советской эпохи" – Александра Дюма.
– Я не могу обеспечить вам надлежащий прием, – Женя поминутно трогал рукой горло, как бы проверяя, на месте ли оно.
– Ничего, я не голодная, – бодро ответила Катя.
Женя издал какой-то горловой звук, который мог быть одновременно и смешком, и восклицанием.
– Так о чем вы хотели поговорить?
– Расскажите о себе.
Женя встал, вышел в следующую комнату, а вернувшись, прохрипел:
– Вот листок, здесь все написано. Я в последние годы работаю над своими мемуарами, поэтому биографию заготовил заранее, на последнюю страницу обложки.
Катя внимательно посмотрела на него. Женя сидел, развалившись на диване, предоставив гостье возможность любоваться своим профилем.
– Вы… писатель? – осторожно спросила Катя. Она знала, как самолюбивы все творческие личности.
Многие знакомые ее юности писали стихи и часто мучили Катю своими просьбами послушать и высказать мнение о стихах друга, брата, знакомого, рано умершего дальнего родственника, случайного попутчика в электричке и так далее. Никто не хотел признаваться в собственных литературных грехах все прятались под вымышленными масками, наподобие Проспера Мериме, выдумавшего Клару Гасуль.
Катя обычно сосредоточенно слушала, иногда для большего эффекта задумчиво смотрела куда-то вдаль, как бы отрешаясь под влиянием божественной поэзии от всего земного, потом бросала взгляд на чтеца, у которого в конце обычно предательски дрожал голос, и говорила только одно слово – "изумительно". Потом следовала робкая пауза. Следующим делом Катя скорбно вопрошала: "Ну, ты куда-нибудь с ними ходил?" – заранее зная ответ. На это, как правило, разражались гневными филиппиками на засилье бюро-кратических элементов в молодежных журналах.