Губы Кастанеды были сухи. Он взял фляжку с водой, висевшую у него сбоку, и выпил глоток. Затем он стал есть хлеб из кассавы и вспомнил о вечере, когда Маркена впервые подал ему этот хлеб на тарелке.
Опять этот Маркена! Кончились ли его страдания? Конечно! Но ведь Кастанеда сделал все это из-за золота, которое лежало теперь перед ним. «Будем же работать!» — говорил он себе. «Работа! Работа! — раздавались у него в ушах слова его отца. — Это величайшее благо для человека. Работая, будешь весел, работая, будешь счастлив». Кастанеда схватил стамеску и молоток и принялся за работу. Куски камня трескались и крошились под его ударами. Там и сям блистала золотая руда. О, эти золотые куски были больше тех, которые он видел у Маркены, но сегодня они не радовали его. Напротив, он поднимал вверх молоток, но не ударял им и стоял точно окаменелый в каком-то раздумье.
Мысли его были далеки от золота. «Жизнь человека! — раздавалось в его душе. — Жизнь человека! Это совсем другое! Он приказал отрубить индейцам руки! Но то были дикари, замышлявшие убить его! Но добродушный Маркена! Этот молодой человек с золотым сердцем, пожертвовавший свое золото за Ару с целью избавить ее от мучений караиба, — да, это был человек, то был христианин, испанец, то был брат его!»
«Глупости, Кастанеда, — говорил ему другой голос. — Там, в Испании, смеются над бедными людьми. Несчастным беднякам там наступают ногой на горло. Сделайся богатым, и мир преклонится перед тобой!»
Он снова застучал молотком по скале, и удары эти отозвались в его сердце, которое забилось тревожно. «Ах, поскорей бы конец всему этому!» — вздохнул он.
Он сильнее застучал молотком и не замечал, как золото падало к его ногам, он работал как слепой, без мысли и цели. Скала прыгала и тряслась перед его глазами, голова кружилась, и сердце, казалось, хотело вырваться из груди.
Он не слыхал певшего над ним пересмешника.
«Гу, гу, гу, гу!» — раздались вдруг над ним дикие злорадные крики.
«Гу, гу, гу, гу!» — повторился над пропастью вой множества голосов.
Он опустил руку с молотком, не понимая, что творится там, наверху. Но крики росли и наконец разбудили его от тяжелого кошмара. То был воинственный крик индейцев!
Кастанеда взглянул вверх. Там, над самой пропастью, плясала толпа дикарей-индейцев в их воинственном наряде. Но что они бросили ему? Что-то тяжелое и холодное ударило его по лицу и упало к его ногам. Он посмотрел и задрожал… То были четыре окровавленные руки — те самые, которые он приказал вчера отрубить! Он побледнел как мертвец, и вся кровь отхлынула у него от сердца. Он бросил отчаянный взгляд на дерево, к которому была привязана веревка… Ее не было, ею злорадно махал наверху один из индейцев.