— В эти дни, что еще отделяют нас от второго пришествия, мы каждую минуту должны быть готовы сеять семена веры. А здесь, — Мунира показал на Библию, — предсказано все: раздоры, убийства, войны, кровь.
— Вы давно в Илмороге? — спросил высокий, чтобы прекратить разговор о конце света и втором пришествии. Он исправно ходил в церковь, и слова Муниры его рассердили.
— Что, допрос уже начался?
— Нет-нет. Это не для протокола, господин Мунира. Просто любопытство. Мы ничего против вас не имеем.
— Двенадцать лет, — ответил он.
— Двенадцать лет! — изумились полицейские.
— Двенадцать лет в этой пустыне.
— Значит, вы приехали, когда Нового Илморога еще не было…
Абдулла сидел на стуле у входа в свое жилище в той части Илморога, которая называлась Новый Иерусалим. Его левая рука была забинтована. В больнице его продержали недолго. Намучившись ночью, он испытывал сейчас странное спокойствие. Правда, он и здесь, дома, старался понять, что же все-таки произошло, но тщетно. Может быть, поймет в дальнейшем, но сумеет ли он когда-нибудь объяснить, как осуществилось то, что было всего лишь желанием, намерением? И действительно ли он этого хотел? Он поднял голову: перед ним стоял полицейский.
— Абдулла?
— Он самый.
— Вам надлежит явиться в полицию.
— Сейчас?
— Да.
— Надолго?
— Не знаю. Вы должны дать показания, ответить на кое-какие вопросы.
— Ладно. Только отнесу домой стул. — Однако в участке его заперли в камеру. Абдулла стал возмущаться. Полицейский ударил его по лицу. — Когда-нибудь наступит день… — пытался сказать Абдулла, ощущая внезапный прилив старого гнева и новой горечи.
В больницу, куда поместили Ванджу, пришел полицейский инспектор.
— Боюсь, вам нельзя ее видеть сейчас, — сказал врач. — Она не в состоянии отвечать на вопросы. Она еще в беспамятстве и все время кричит: «Пожар… пожар… сестра матери моей… тетушка моя дорогая… погасите огонь, погасите!..» Ну и прочее — в таком же роде.
— Записывайте ее слова. Это может дать нам ключ, если только…
— Я не назвал бы ее состояние критическим. У нее сильный шок и бред. Дней через десять…
Карега заснул быстро. Он поздно вернулся с заседания профсоюзного комитета пивоваренного завода «Илморогская Тенгета». В дверь постучали, он вскочил с постели. У двери стоял наряд вооруженной полиции. Офицер в форме цвета хаки вышел вперед.
— В чем дело?
— Вам надлежит явиться в полицию.
— Зачем?
— Для снятия свидетельских показаний.
— Нельзя ли подождать до завтра?
— Боюсь, что нет.
— Дайте мне переодеться.
Он вернулся в комнату и оделся. Прикинул, как дать знать остальным. Он слышал шестичасовой выпуск последних известий и знал, что забастовку запретили. Все же он надеялся, что, несмотря на его арест, забастовка будет продолжаться.