Гостиница представляла собой импозантный дворец семнадцатого века, и обстановка в ней сразу же понравилась Анне. Комната, где стояли стол, кровать и комод из темного дерева, была, однако, тесноватой. Гаральд бы сразу сказал, настоящий это старинный комод или подделка, а вот она не знала. Над кроватью висела картина с ангелами Уильяма Бужуро — дешевая печатная копия в помпезной золотой раме. Фамилия художника стояла в левом углу. Два ангелочка, обнимающие друг друга, маленькие крылышки приклеены к голым лопаткам. Ангелочек-мальчик целовал ангелочка-девочку в щечку, она не возражала и смущенно смотрела вниз, на землю. Анна сняла картину со стены и засунула ее под кровать.
Она открыла окно. Было необычайно тихо, высокая стена и субтропический сад задерживали звуки, доносившиеся из города. Пахло лавандой и розмарином. Телевизора в комнате не было, только громкоговоритель, включавшийся в администрации гостиницы, с одной-единственной программой и ужасным качеством звука. Ведущий и какой-то телефонный кандидат как раз сейчас орали друг на друга и при этом громко смеялись. Она сразу же выключила радио.
Душ не был приспособлен для женщин. Рассеиватель, намертво закрепленный под потолком, не лил, а распылял воду, словно опрыскиватель для цветов. Никаких шансов прилично принять душ и помыться не было. «Тоже, наверное, семнадцатый век», — подумала она, чувствуя себя так, словно вода вообще не попадает на тело. Тем не менее после душа Анна слегка посвежела. Она тщательно накрасилась и вышла из гостиницы.
Когда она шла к машине, ее мобильный телефон издал короткий сигнал. Сообщение. «Дай знать, когда доберешься. Бабушка». Она до сих пор говорила «бабушка». До сих пор. «Как будто ничего не случилось», — раздраженно подумала Анна. Но как бы там ни было, ее мать была одной из немногих, кто в возрасте старше семидесяти лет умел послать сообщение. Но о чем она при этом думала? Хотела, чтобы Анна позвонила ей и выслушала, что у нее будет на обед? Почему мать просто не позвонила, вместо того чтобы слать сообщение? Звонки из Германии были намного дешевле, чем наоборот.
Анна села на парапет городской стены и набрала на своем мобильном: «Доехала хорошо. Привет. Анна». И отослала ответ.
Потом она пошла дальше. Улицы словно вымерли, ставни на окнах сейчас, в полуденный зной, были закрыты. Маленькую, можно сказать, крошечную закусочную она заметила только тогда, когда уже прошла мимо нее. Она купила четвертинку пиццы за два евро пятьдесят центов и медленно съела ее в тени фигового дерева, растущего за уступом стены.