В этот вечер она сидела перед телевизором и курила сигарету за сигаретой. По тому, как она гасила сигареты, Беньямин мог определить, как она себя чувствует. Ее руки дрожали, она была несобранной и нервной, глаза покраснели. Видно, она уже плакала, а сейчас нервничала, потому что мужа, Петера, снова не было дома.
Беньямин тупо смотрел в окно и гипнотизировал угол улицы с оранжевым домом, который покрасили лишь прошлым летом. Из-за угла этого дома выходил отец, возвращаясь с работы. Обычно он шел так быстро, что его легко можно было прозевать, если не смотреть не отрываясь на это место. Петер Вагнер работал на «Сименсе» у конвейера, и его рабочий день заканчивался в семнадцать часов. Затем он садился на Сименсдамм в метро, линия U7, и мог ехать до Карл-Маркс-штрассе или до станции метро «Нойкелльн». И то, и другое было на одинаковом расстоянии от многоквартирного дома в стиле шестидесятых годов, где они снимали жилье уже пять лет. Правда, это была ужасно длинная поездка в метро, целых двадцать остановок, но если поезд не уходил прямо из-под носа и все складывалось нормально, то Петер успевал домой еще до шести. Однако в последнее время он довольно часто заходил пропустить по рюмочке вместе со своим коллегой Эвальдом, который жил на Геррманнштрассе. Тогда Эвальд вместе с ним выходил на станции «Нойкелльн», чтобы не делать пересадку, а потом пешком преодолевал чуть-чуть большее расстояние до дома.
Для Марианны этот Эвальд был как бельмо на глазу. Она злилась из-за каждого вечера, который муж проводил в пивной, пропивая деньги, которых и так не хватало. Кроме того, она расстраивалась из-за каждого вечера, который не могла провести с мужем, потому что понимала, что ей осталось не так уж много, — она уже не верила, что доживет до совершеннолетия Беньямина.
При этом Петер никогда не был агрессивным, даже когда приходил домой абсолютно пьяным. Он брел, держась за стенки и улыбаясь, как дурачок, словно смеялся над собой и своей шаткой походкой, концентрировался на спальне, падал на постель и засыпал мертвым сном. Он ничего не говорил, не отвечал на вопросы, не поддавался на провокации, только отрицательно мотал головой. Его ничего не трогало. Ни одна из мировых проблем, какой бы великой она ни была.
Беньямин вечерами часто лежал, прислушиваясь к разговорам родителей. Они даже не старались говорить тише, поскольку думали, что Беньямин крепко спит. Он слышал, как отец защищает его перед матерью, заявляя, что для подростков плохие оценки — обычное явление, что это просто трудный возрастной период, который закончится через год-другой. Мать сомневалась в этом, да и сам Беньямин не очень-то верил в то, что говорил отец, потому что даже сам был обеспокоен: учительница сказала, что только чудо может спасти его от того, чтобы не остаться на второй год.