В деревню он точно не пошел. Там не было магазина, не было даже маленького бара. Что ему там делать? Пешком туда не меньше сорока пяти минут. Нет, там его быть не может. Но где же он, черт возьми? Может, побежал за каким-нибудь зверьком? За кошкой? За собакой? Может, он заблудился? Через час станет темно. О боже! А ночи сейчас, в апреле, холодные.
Гаральда не было уже одиннадцать минут.
Она попыталась вспомнить, во что был одет Феликс. Синяя трикотажная рубашка? Нет, он надевал ее вчера. Или на нем была только футболка? Та, белая, с Гуфи? Или коричневая, с Эйфелевой башней, которую они привезли ему осенью из Парижа? Это же с ума можно сойти, она даже не знает, во что он одет!
Так, спокойно. Только без паники. Гаральд его найдет. Гаральд с этим справится. Через пару минут, промокшие до нитки и держась за руки, они появятся на дорожке. Феликс еще такой маленький, с ужасно тоненькими ручонками и такими же тонкими ножками, с младенчески нежной кожей. Мягкие прямые светлые волосы вечно падали ему на глаза, но она уже не могла подстричь их. Он считал, что достиг того возраста, когда можно самостоятельно сходить к парикмахеру. «Ангел мой, — подумала она, — мой ангелочек… Почти прозрачный и такой беззащитный».
Иногда ее приводили в умиление его брошенные на пол брюки и пуловеры, которые он выворачивал наизнанку, когда раздевался, его заскорузлые от грязи носки, его кроссовки, размер которых странным образом увеличивался быстрее, чем рос он сам. Его расцарапанные лодыжки и загорелые ноги. Он пробивался в жизнь, и эта борьба начиналась с деревьев, кустов и ручьев. В своей комнате, рядом с внушающими ужас фантастическими фигурами и машинками разных моделей, он создал нагромождение из камней и палок и разрешал своему хомячку Хоббиту свободно бегать по этому хаосу, так что того целыми днями не было видно. Анна всегда удивлялась, как при этом зверек оставался в живых.
Гаральд шел по дорожке. Анна затаила дыхание. Он был один. Мокрая рубашка и брюки прилипли к телу, и с них стекала вода. Он шел медленно, как-то враз обессилев. Гроза была уже прямо над домом. Вспышки молний и раскаты грома следовали почти одновременно. Последние метры до дома Гаральд уже не шел, а бежал. Анна открыла дверь. Они не сказали друг другу ни слова, вдруг почувствовав себя самыми одинокими людьми на свете. Такими одинокими и покинутыми, что было даже стыдно смотреть друг на друга.
— Разденься, — сказала Анна, — и надень сухую одежду.
Он никак не отреагировал на ее слова.
— Я обежал вокруг всего этого проклятого озера, — задыхаясь, наконец сказал он. — Ничего. Никого. Я просто не могу представить, где он еще может быть.