Анна уснула сразу. Во сне она увидела себя привязанной к операционному столу. Яркие лампы слепили ее, так что она лишь с трудом могла различить наклонившиеся к ней фигуры в повязках, закрывающих рот, и медицинских шапочках. Ее охватил страх. Панический страх. Она дергалась, пытаясь освободиться от ремней, и почти сходила с ума от собственной беспомощности. «Что вы со мной делаете?» — пыталась закричать она, но из горла вырывался лишь хрип. Фигуры нагнулись еще ниже. Она была уверена, что они ухмыляются, хотя видеть этого не могла. «Я здорова, зачем это?» Из ее глаз брызнули слезы. Может, они сжалятся?
Внезапно она узнала одного. Это был Энрико. Он стянул повязку со рта, снял очки и поплевал на стекла. Затем растер желтоватую, мутную и очень вязкую слюну в какую-то липкую кашу.
— С вашей матерью произошел несчастный случай, — сказал он и снова надел очки, через которые теперь уже не было видно его глаз. — Сейчас мы пересадим вам ее сердце.
Глаза Анны расширились от отчаяния. Она ослепла от яркого света. Лампы начали вращаться все быстрее, пока не слились в вихрь и не исчезли, превратившись в крохотную красную точку.
Они хотели умертвить ее.
Она жалобно застонала:
— Зачем? Я здорова. Пожалуйста, отдайте ее сердце кому-нибудь другому!
— Вы разве не читали ее завещание?
Этот вопрос привел ее в ужас, и она чувствовала себя так, словно под ней только что разожгли костер.
— Но я же здорова!
Анне казалось, что она вот-вот задохнется. Она хотела пошевелиться, но не смогла. Она могла лишь шептать: «Я еще молодая. Зачем мне сердце старой женщины? Энрико, помогите мне! Не делайте этого!»
— Она так хотела. Вы должны стать такой, как она.
— Нет!
Силы покинули Анну. Шприц все приближался. Глаза Гаральда, которого она теперь тоже узнала, сверкали. Она лихорадочно думала, пытаясь найти какой-нибудь выход.
— Гаральд, если ты мне поможешь, я останусь с тобой. Только с тобой. Я продам дом в Италии. Может, у нас будет еще ребенок. Я постараюсь, обещаю тебе!
Но фигура с закрытым лицом, которая была Гаральдом, лишь отрицательно покачала головой и не сказала ни слова. Повязка на губах тоже не двигалась, словно ему не надо было дышать. Беспощадно и невыносимо медленно Энрико ввел иглу ей в вену.
Он был ее палачом. У нее закружилась голова. Язык вывалился изо рта.