Кофе был крепким, горячим и согревал до кончиков пальцев на ногах.
— Можете рассказывать мне о Феликсе так часто и так много, сколько пожелаете. Как вам будет лучше. Я с удовольствием послушаю вас. И я бы хотела знать о нем больше.
— Минуточку! — Анна встала. — Тот маленький проигрыватель компакт-дисков, что стоит на письменном столе на мельнице… Он работает?
Карла кивнула. Анна бросилась в дом и оставила дверь распахнутой настежь. Вскоре зазвучал высокий голос, звонкое, как колокольчик, мальчишеское сопрано. Феликс пел:
«По берегам реки Мехико тихо катится фургон, ой, какой я счастливый и довольный, потому что я ковбой.
Родился я на Западе, в Техасе, и в лошадях я знаю толк, а взгляните — там на краю леса, стоит моя ферма, мой любимый дом.
Когда вечером загораются огни, мое ковбойское сердце начинает биться чаще, и я мечтаю о прошедшей любви и верности, о тоске и боли.
А если однажды мне придется уехать верхом на тот свет, когда придет мой последний день, то напоследок выройте мне, ковбои, могилу на берегу реки».
Анна боролась со слезами и едва могла говорить.
— Это была его любимая песня. Он все время пел ее. Беспрерывно. Так, что нам это уже действовало на нервы. — Она вымученно улыбнулась. — Сейчас я отдала бы что угодно, только бы он спел ее еще раз.
— Включите снова, — попросила Карла. — Я никогда не слышала такой красивый детский голос.
— У нас эта запись была на кассете, а потом я попросила перезаписать ее на компакт-диск, чтобы не потерять.
Анна снова включила плеер.
В первый момент это было нечто вроде ощущения дежавю.
Этот чистый детский голос. Энрико обернулся, и на какую-то долю секунды ему показалось, что он видит Феликса, видит, как он вприпрыжку бежит с горы прямо к нему. Но потом он включил рассудок и сказал себе, что этого не может быть. И, естественно, когда он снова посмотрел на дорогу, там никого не было.
Энрико прерывисто дышал, ему был жарко. Ему до сих пор чудился детский голос. Он затаил дыхание, чтобы лучше слышать, и узнал песню. Это ее Феликс пел у ручья. Из-за этого, собственно, он и обратил на мальчика внимание.
Энрико присел на сиденье машины, оставив дверь широко открытой, и закрыл глаза. Слова, которые он слушал, пылали в его душе: «…Я мечтаю о прошедшей любви и верности, о тоске и боли. А если однажды мне придется уехать верхом на тот свет, когда придет мой последний день, то напоследок выройте мне, ковбои, могилу на берегу реки».
Он увидел, как Анна встала и отнесла плеер назад на мельницу.
«Феликс, — подумал он, — проклятье, Феликс, я ведь даже не мог предположить, что эта женщина — твоя мать».