Анна засмеялась:
— Невероятно! А я была верной и заботливой супругой и матерью, которая каждый день, словно фокусник из шляпы, по три раза доставала обеды на всю семью, кормила собаку, кошку и морскую свинку, подыскивала мужу подходящий галстук и застегивала запонки на манжетах, когда мы ходили в театр. В клинике я была медсестрой, санитаркой, ассистенткой на приеме и бухгалтером, а дома еще и учительницей по дополнительным занятиям по любым предметам. Я была той, которая мыла полы в кухне, подметала пешеходную дорожку и собирала урожай яблок. Той, которая должна была придумывать рождественские подарки для всей семьи и которая ни разу не позволила себе завести любовника. Потому что слишком сильно боялась, что однажды это может открыться. Моя романтика выглядела так: летом путешествие на Канары, зимой неделя катания на лыжах в Саас Фе. И прогулки по пляжу. Но это, собственно, только тогда, когда нужно было обсудить какие-то проблемы.
Сейчас уже засмеялся Кай.
— Прекрасно! Одного я не пойму: откуда у тебя деньги на Валле Коронату? И на то, чтобы оставаться здесь просто так, ничего не делая, неделями, месяцами… я не знаю, годами…
Официантка принесла папарделле с чинхале — лапшу с мясным соусом из дикой свиньи.
— Тетя оставила мне кое-что в наследство. Год назад она умерла от костного рака. Кроме меня, у нее не было никого, и мы очень хорошо понимали друг друга. Когда она заболела, я ухаживала за ней до самой смерти. Но того, что у нее было так много денег, я не знала.
— А как же частная практика твоего мужа? Как это заведение обходится без тебя?
Анна пожала плечами.
— Не знаю. Как-то да обходится. Если я останусь здесь надолго, Гаральд, наверное, примет еще кого-нибудь. А я просто взяла тайм-аут от брака. И Гаральд в этом не так уж неповинен.
— Другая женщина?
— И это тоже. Но главная причина — Феликс. С того времени как он пропал, наша семейная жизнь покатилась под откос. Мы по-разному переносили горе, и нам не удалось терпимо относиться к этому. Я хотела знать, что случилось, а Гаральда через какое-то время это уже не интересовало. В самом начале его боль была такой острой, что он постоянно рвался что-то делать. Он двадцать часов в сутки мотался по округе, искал, задействовал все, что только было можно, тогда как я сидела дома, словно парализованная, ждала и ничего не могла делать. Я просто не могла двигаться. Он этого не понимал. Через пару месяцев в моем состоянии мало что изменилось, хотя я постоянно прокручивала в голове, что бы еще предпринять. Прежде всего — в Италии. А у Гаральда запал закончился. Однажды он смирился и стал жить по принципу «не стоит сходить с ума от вещей, которые ты не в состоянии изменить».