Похититель детей (Тислер) - страница 228

Когда они добрались до аббатства, на стоянке уже было пять больших туристических автобусов.

— Пожалуйста, не надо! — простонала Анна. — Пожалуйста, не надо сейчас никаких туристов, таскающихся по монастырю. Давай посмотрим аббатство в другой раз. Может быть, зимой, когда здесь никого не будет.

— О’кей! — У Кая был такой вид, будто Анна высказала его мысль.

Извилистая дорога тянулась до самого Буонконвенто — средневекового городка, окруженного впечатляюще высокой и полностью сохранившейся городской стеной. Через несколько сотен метров они свернули с федеральной трассы, ведущей в Рим. Дорога стала еще более извилистой, подъемы растягивались на несколько километров, а высоко на уровне горы виднелся Монтальчино.

Кай поставил машину прямо перед кастелло[51], и они медленно пошли по узким переулкам, где временами открывался фантастический вид на долину.

Кай обнял Анну за плечи. «Мы выглядим, как пара, которая уже много лет в браке, — с улыбкой подумала Анна. — При этом я замужем за другим мужчиной, который, наверное, как раз сейчас смотрит на часы, бросает взгляд в приемную и говорит: «Еще три пациента, а потом — перерыв на обед. Надеюсь, фрау Беме не будет снова так много говорить…»

Анна была в восторге от городка. Не такой маленький, как Амбра, не такой большой, как Сиена, уютный, но не вымерший.

— Если бы мне пришлось жить в городе, я бы выбрала этот, — подумала она вслух. — Сиену я тоже очень люблю, но понадобится лет десять, пока я смогу ориентироваться в ней.

В маленькой остерии они нашли крохотный столик на балконе, под которым метров на пятьдесят почти отвесно вниз уходил обрыв и перила которого подозрительно качались. Зато отсюда открывался такой вид на долину и Сан Квирико, что даже дух захватывало.

— На обратном пути непременно заедем хоть ненадолго в Сант Антимо, — сказал Кай, с наслаждением пробуя намазанный печеночным паштетом кростино[52]. — Это одна из самых красивых церквей. Легенда гласит, что ангелы построили ее за одну ночь. Колонны они переносили на головах, а камни — в руках.

— Похоже, ты безнадежный романтик, хотя и не выглядишь таким.

— Я стал им в Италии. Раньше я был совершенно другим человеком. Я был тщеславным yuppie[53], который дважды в месяц ходил к парикмахеру, тратил целое состояние на лосьоны после бритья, периодически разогревал в микроволновке в блестящей от хрома кухне багеты из бистро, за едой смотрел биржевые новости по NTV и звонил в банк, чтобы потом в баре для деятелей искусства, освещенном неоновыми лампами, выпить столько порций джина с тоником, что уже трудно было держаться на ногах. Мое общение продолжалось в среднем с десяти вечера до трех ночи, о моем белье раз в неделю заботились прачечная и химчистка, моя ванная была выложена черным кафелем, а моими единственными домашними животными были вирусы гриппа, которые я раз в году приносил домой из бюро. — Он криво улыбнулся. — Мне кажется, романтика — это нечто иное.