Альфред сел на койку и легонько погладил покрывало.
Даниэль. Два дня и целую ночь он забавлялся с ним, пока не обессилел настолько, что уже не мог растягивать удовольствие. Это была маленькая вечность, самое интенсивное и прекрасное время, которое когда-либо было в его жизни, вот только для Даниэля оно было далеко не прекрасным. И сейчас, сейчас наконец он возвратился в то место, в которое в своих мечтах постоянно возвращался все эти три года, что наполняло его глубокой благодарностью. Здесь, в этом рабочем вагончике, в ближайшие дни он не хотел ничего иного, лишь предаваться воспоминаниям. Может, ему удастся еще раз все почувствовать и насладиться тем, что он снова и снова делал с Даниэлем и Беньямином. Так долго, пока смог услышать их мольбу и смилостивиться над ними. Он был милосерден и отпустил их на свободу, подарив смерть, пусть даже и потеряв их. Власть была у него, и он любил ее.
Дождь усиливался. В этот момент ему не хотелось быть одному, хотя воспоминания были чудесными и никто не мог отнять их. У него не было чрезмерных запросов: он считал себя скромным человеком и мечтал лишь о том, чтобы найти детей, которые дрожали бы в его объятиях и надеялись спастись, уйти от своей судьбы. И при этом их единственным предназначением было выполнять его желания.
Он понял, в чем заключался смысл его жизни. Он жил не для того, чтобы приносить счастье женщинам или копить богатство, а чтобы коллекционировать детей, эти игрушки Бога, которых только он мог спасти от разочарований жизни.
Воспоминания о Даниэле Долле становились все реальнее и реальнее, пока ему не показалось, что он и впрямь чувствует аромат кожи Даниэля, пахнущей солнцем и теплом. Ему представлялась пыльная сельская дорога и звенящая летняя жара. Альфред шел босиком по этой дороге, ощущал маленькие камешки под ногами и чувствовал возбуждение, словно острую, сладкую боль. У синего неба была тысяча глаз, и они благосклонно смотрели на него и Даниэля, который вытянулся перед ним на траве.
Желание обладать этим маленьким теплым телом было столь сильным, что у него закружилась голова. Он встал и уперся руками в стену вагончика, чтобы не упасть.
В то пасхальное утро три года назад он долго сидел перед Даниэлем и гладил мертвое тело, пока оно не стало холодным и бледным. Два или три часа. Сейчас он не мог уже сказать точно. Он даже перестал чувствовать запах пота, выступившего у мальчика от ужаса. Теперь Даниэль был лишь пустой оболочкой, его холодная плоть стала похожей на воск и неэластичной.
Альфред понял, что пора уходить. Он хотел сохранить Даниэля в памяти, как нежное дуновение ветра, а не как куклу с безжизненными глазами в темных глубоких глазницах. Широко раскрытый в агонии рот Даниэля был не в состоянии кричать, но он натолкнул Альфреда на идею, которую следовало реализовать. В рабочем вагончике рядом с прочими инструментами лежали щипцы. Он взял их и выдернул один из передних зубов. На удивление, это получилось легко и быстро. Теперь у него был маленький сувенир, который будет вечно напоминать о Даниэле. Об ангеле с нежным пушком на тонких ручках.