– Что случилось? – подошел к нему Куделинский.
– А-то, что наш граф умер, – ответил Марич.
– Что ты врешь? Когда?
– Час-полтора тому назад… Что трясешься?.. Раскусил, в чем дело? Я прямо от трупа… Недаром же доктором считаюсь, живого от мертвеца отличу…
– Странно это… – потер рукою лоб Куделинский. – Софья только что была у меня. Все превосходно было и вдруг…
– Станислав Федорович, да идите же вы! – крикнули Куделинскому от бильярда. – Играть так играть, а время нечего тратить.
Куделинский машинально подошел к бильярду.
– Не могу, – глухо проговорил он, оставляя кий. – Партия без меня – я заплачу.
Раздались недовольные восклицания, но Куделинский, не обращая на них внимания, отошел.
– Пойдем, Марич, – сказал он, – в кабинете побеседуем… Признаюсь, ты поразил меня.
– Это еще не все, – буркнул Владимир Васильевич. – Есть еще что-то, но что именно, не знаю…
Они вошли в темный кабинет. Слуга включил свет и, приняв заказ, вышел. Друзья-сообщники остались одни.
– Что этот Нейгоф умер, – цинично произнес Куделинский, – очень хорошо! По крайней мере, это избавляет тебя от возни с ним… Но все-таки эта смерть несколько преждевременна… С месяц он мог бы подождать. Но что с ним случилось?
– Какое-нибудь страшное потрясение. Сердце у него было никуда не годное. Оно-то и подкузьмило.
– Да, сердце!.. Но о чем ты еще говорил?
– Да видишь ли, там, у Нейгофов, еще что-то стряслось… Ведь Софья опять была у тебя.
– Когда?
– А, верно, после того, как это «что то» стряслось. Она особа решительная, не трусливого десятка, а тут перепугана донельзя…
– Но чем? Говори ты толком!
– Не сказала она мне ничего… Говорит только, что все мы на волоске от каторги… Понял? Не такова Софья, чтобы, как пуганая ворона, куста боялась. Поедем-ка скорее к ней… Тебе-то она все скажет.
Куделинский побледнел.
– Да, да, поедем! – согласился он. – Софья не из таких, чтобы понапрасну переполох поднимать… Поедем!
– Эх, жалко Квеля! – вспомнил Марич. – Вот когда бы он пригодился! Парень решительный… Гниет, поди, где-нибудь под снегом, а тут его нужно.
Станислав ничего не ответил; он только мельком взглянул на своего сообщника и настойчиво произнес:
– Поедем! Нельзя Софью оставлять одну.
Они ушли из ресторана, даже не дождавшись, когда слуга подаст заказанное. Во время пути тревога не покидала Куделинского.
Когда они приехали на квартиру графини Нейгоф, там уже успели побывать полиция и полицейский врач.
Последний, отведя Марича в сторонку, заговорил с ним. Софья с виду была совершенно спокойна, но ее красивое лицо было мертвенно-бледно.