По первым снежкам он, обыкновенно утром, едет на дровнях по ловушкам, вынимает попавшихся тетерь в поделанные снизу или с боку отверстия, зубами закусит им головы, побросает конвульсивно трепещущую птицу в мешок и, довольный своим промыслом, насторожив снова ловушки, едет домой. А завтра та же история и так до тех пор, пока простоватые тетери попадают в такие немудрые устройства.
Бывают годы, что тетерева нейдут на хлеб, а питаются в лесу и по березникам молодыми лещинками и почками деревьев; тогда промышленники ставят коши около или на самых деревьях и подманивают птицу на ягодную приваду, употребляя для этого рябину, калину и даже шипишку. Но случается, что и тут тетерев не идет «на поедь» и упорно держится «на лесу»; тогда промышленники бросают ловушки и принимаются за винтовки, говоря, что птица «чует неурожай». И надо заметить, что такая примета обща по всей Сибири, как Западной, так и Восточной.
Никакого другого промысла по части охоты тут нет, да и быть не может, потому что большая часть рудничных жителей занята работами в руднике и на золотых приисках, а крестьяне окрестных деревень ведут хлебное хозяйство и в известное, свободное для них время занимаются перевозками для заводов и рудника. Строго разбирая, огульного промысла, как например, «белковья» в Восточной Сибири, тут не может создаться за неимением белки. Она водится в этом крае только в небольшом количестве, как и другие породы грызунов, за которыми охотятся или попутно, или те люди, которые почти ничем другим не занимаются, их жизнь и весь труд посвящаются исключительно охоте во всех видах. Охотой они питаются и зовутся здесь обыкновенно «ружейниками». Их профессия бить и ловить все, «что попадает на глаза», что доступно их знанию и имеющимся под рукой орудиям.
Здесь нет слова «зверовщик», как оно понимается в Восточной Сибири. В этом слове чувствуется родное, лелеющее душу; к зверовщику является не только симпатия, но сразу безотчетное доверие и дружба. Совсем другое говорит слово «ружейник». Тут с первого раза является невольная брезгливость и вы, тотчас чувствуя как бы антипатию, начинаете думать о каком-нибудь «приказном», который, урвав часок времени, бегает в немецком пальтишке и опорках за утками и случайно бьет их из тульского дробовика. Но в сущности это, конечно, только иллюзия, потому что есть много плохих зверовщиков и хороших опытных ружейников.
Познакомившись несколько с народонаселением этого уголка Алтая и в особенности Салаирского рудника, я пришел к тому заключению, что тут пальца в рот не клади и держи ухо остро. Здешний люд за себя постоит и не любит, когда его хоть немножко погладят не по шерсти. Потом я узнал, что Салаирские горнорабочие образовались более или менее из ссылаемых сюда людей из других местностей Алтая, за провинки в обязательное время. Тогда Салаирский край считался местной каторгой, куда и посылались на исправление все «ухорезы» как из бергалов, так и из приписных крестьян, а многие деревни образовались из крещеных и обрусевших ясачных инородцев.