— Это вам… и это вам… и это тоже вам… и даже вот это вам. Все самое лучшее — вам, Иван Петрович!
Наконец, показалось дно чемодана.
— Все, — сказал Иван Петрович.
— Еще один маленький сюрприз!
Вася достал из кармана бумажку, развернул ее, и в свете хрустальной люстры — такие люстры тоже не пропускают на таможне — блеснул небольшой камешек.
— Проверял я одних. Наши ребята из Одессы передали, что у этих можно что-то вытрясти. Я просветил все ящики, раздел всю семью, жену посадил на кресло. Ничего. Подхожу я тогда к папаше и говорю: «Я знаю, что у тебя точно что-то есть. Ты у меня все равно это выложишь!» — и даю ему английскую соль. Посидел он на горшочке, порылся я — ничего. Пришлось отпустить. «Ну, думаю, вы у меня за это дерьмо получите!» И всех стал на горшок сажать. Вы бы видели, Иван Петрович, какую кучу евреи наложили! Но камешек я все-таки нашел. «Я тебя в тюрьму не посажу, — думаю, — но зато и акт не составлю».
Вася протянул Ивану Петровичу бриллиантик. Иван Петрович брезгливо поморщился, но камень взял, и спросил:
— А где второй?
— Не было второго, один был.
— Понимаю, что один. А второй где?
— Нет, нет второго!
— Где второй камень, ворюга? В тюрьме сгною!
— Да что вы, Иван Петрович, я же к вам с открытой душой! Я же от вас ничего не скрываю. Мы же все вместе делаем. А если я и сяду, то тоже вместе с вами.
— Молчи, дурак, я пошутил!
— Да, еще, Иван Петрович! Через таможню уже собаки стали сами ездить.
— Это как же?
— А так. Подходит ко мне сегодня утром собака и говорит: «Вот моя виза на выезд, пропустите меня на поезд». «А где твой багаж?» — спрашиваю. «Нет у меня багажа, я же собака», — отвечает. Ладно, думаю, собака, тем лучше. И кинул ей кусок отравленной колбасы. Я бы их всех травил, но они из моих рук не едят.
Вдруг от порыва ветра окно распахнулось, и таможенники увидели на фоне луны силуэт молодого сотрудника.
— Нас подслушивали! — закричал Иван Петрович и от страха повалился в кресло.
Вася схватил молоток, который как раз оказался под рукой, и бросился к окну. Но там уже никого не было.
«Показалось», — подумал Вася и пошел успокаивать Ивана Петровича.
Но Ивана Петровича не надо было успокаивать. Он сидел в кресле бледный и холодный. Вася постоял возле своего начальника минутку, отдавая ему последний долг, потом аккуратно сложил все обратно в чемодан и пошел домой к жене — спать.