– Что случилось? – спросила она, схватившись за сердце.
– Ничего не случилось, ничего, – поспешила заверить я.
Но мама не поверила, и тогда я добавила то, что всегда успокаивает, – сказала, что это «личное».
Мама кивнула и побежала заваривать чай из выращенного во дворе шиповника. Она терпеть не могла «продажных чаев», ни черных, ни зеленых, и вечно собирала травки и растения – как заправская ведьма. В результате чай всегда получался вкусным и каким-то в самом деле волшебным.
Удивительно: я пила мамин чай, но не чувствовала вкуса. Я хотела плакать, но глаза оставались сухими. Позже я сидела под душем на дне нашей пожелтевшей от времени ванны, подставляла открытые глаза под теплые струи и представляла, что это слезы. Что все мое лицо залито слезами. Я закрывала лицо руками, я, как ребенок, играла в горе. Страдала и наслаждалась этим страданием.
Мама поймала меня в коридоре, затащила на свою узенькую постель, обняла и спросила:
– И кто он?
– Он меня не любит, – ответила я. – Так что какая разница?
– Тебя невозможно не любить, – ответила мама с уверенностью судьи Верховного суда. Не хватало только молоточком ударить – по моей голове.
– Он считает меня очень хорошей девушкой.
– Уже неплохо.
– Он никогда не посмотрит на меня, мам!
И я заплакала по-настоящему, со вкусом и теплотой разделенного горя.
Мама гладила меня по голове, по плечам, ее нежные пальцы словно снимали с меня наговор, и засыпая, я разнежилась под ее любовью.
Позже, ночью, заплаканная и усталая, я перебирала наш разговор в голове, как монахи перебирают четки. Вспоминала слова и искала в них скрытый смысл. Дмитрий Евгеньевич благословил меня на жизнь со своим сыном, никакого другого смысла не было.
Я уснула, злая и обиженная на весь свет. Мне снилось, что я убегаю от огромной волны. Я смотрела на людей, которые лежали на шезлонгах, подставляя солнцу загорелые лица в темных очках, трясла за плечи девушек, загоравших топлес, кричала, но меня не слышали. Потом я увидела, как поднялась огромная темно-серая волна и заслонила собой горизонт. Все повскакивали, побежали врассыпную – но было-то уже поздно, волна подхватывала людей и подкидывала их вверх, как будто играла в пинг-понг. Я ждала удара, знала: я окажусь в самом центре, и гадала, сколько времени смогу продержаться под водой, прежде чем легкие заполнятся темно-серой соленой влагой.
Утром Митька позвонил моей маме домой. Сказать, что моя мама удивилась, – это ничего не сказать. Она слышала его голос впервые в жизни. Мы еще ни разу не пересекали эту линию, не вступали в контакты с родственниками-инопланетянами, жившими на планетах нашего прошлого.