– Но почему закрыли дело? – спросила я, когда буквы и слова спутались в неразборчивую кашу. – Потому что вы не заявляли на него?
– Уж конечно, я не буду заявлять на своего собственного сына! – воскликнул Дмитрий. – Но, к сожалению, когда речь идет о ножевом ранении, такие дела возбуждаются автоматически.
– Тогда почему? – Я пролистала до конца постановления. – «Отсутствие состава преступления». Почему отсутствие?
– Состав преступления, как мы выяснили, – это сложное понятие. Помимо преступления и всяких связанных с ним вещей, таких как умысел или что-то там еще, обвиняемый должен подходить под категорию «обвиняемые», – пояснил Дмитрий. – Димке было двенадцать, то есть он ни под каким видом не подлежал уголовной ответственности. Даже в колонию для несовершеннолетних его не могли отправить, слава тебе господи. Я не представляю, что бы стало с ним, если бы он попал в такое место…
– Ничего бы с ним не стало, – упиралась я, все еще цепляясь за остатки ощущения покоя и надежности, которое всегда исходило от моего Митьки.
Теперь их словно стало двое – тот, мой, с которым я прожила бок о бок два с лишним года, и какой-то другой человек, которого я не знала. Первый был мечтателем, спешащим открывать космические дали, и определенно не был способен и мухи обидеть. Второй же, незнакомый, мог нанести удар кухонным ножом в спину собственному отцу.
– Я рад, что ты так считаешь. Мне после этого, конечно, пришлось уйти из семьи. Я выписался из больницы и остался в Москве, больше уже почти не ездил в Ярославль. Только к родителям. Катя, правда, пыталась со мной связаться, но тут уж я сказал: нет, все, хватит играть с судьбой. Да и Диме мой уход явно пошел на пользу. Он, кажется, успокоился, стал больше интересоваться учебой. Не медициной, но это в данном случае совершенно неважно.
– А как так вышло, что ты общаешься с его матерью все-таки? – спросила я. – Я имею в виду сейчас.
– Ты что, ревнуешь? – удивленно спросил он.
– Ты что, с ума сошел? Я просто не понимаю, после такого конфликта…
– Между мной и Катей не было никакого особенного конфликта. Была любовь, которая похожа на ядерный взрыв, не надо путать. Никаких особенных конфликтов. Какое-то время мы не общались, просто потому что нужно было как-то все это пережить. Да и боялись Диме сделать хуже. Но она позвонила.
– Она? – Мои брови приподнялись.
– У ее отца случился инфаркт. Я приехал, обследовал его, направил в реабилитационный центр. Мы стали иногда созваниваться. В конце концов, она единственный человек, через которого я могу хоть что-то узнавать о своем сыне. Разве так сложно понять?