Я не сразу ее заметил, потому что она сидела на отшибе, в тени канцелярского шкафа и не шевелилась. Рожа вся такая каменная, и всегда-то бледно-желтая, теперь вообще сливалась с белой стеной. Ладони зажаты между коленками — видно, чтоб не дрожали. Спина, плечи, шея напряжены, как будто на бабу бетонную плиту взвалили и она эту плиту из последних сил держит. Сидит, голову опустила, в пол пялится. «И чего это она так переживает?» — думаю я. Только подумал, как она буркалы свои от пола отлепила и по сторонам — зырк. Оценивающе так, с опаской.
Тут я все и понял. Видать, жмурик-то на совести этой змеи подколодной, думаю. Замочила парня, гадина, а теперь зыркает, проверяет, не видел ли кто чего. Тут она на меня покосилась, и я быстренько отвернулся. Не ровен час учует, что я обо всем догадался. Мне жизнь пока еще дорога.
Потом приехала милиция. Мы думали, они нас до ночи продержат, допрашивать будут. Но ничего подобного. Спросили только, кто и как обнаружил тело, знает ли кто покойника и кто видел его тут раньше. Про тело Катрин сказала, что она о его ноги споткнулась. Мол, Чезаре показывал ей свои плакаты, что на стенде повешены, а потом они решили с той стороны посмотреть, не висит ли там чего, тут она и споткнулась.
Плакаты они смотрели, как же! Не могла чего поумней придумать. Плакаты там уже два месяца висят, повесили сразу, как выставка кончилась. А что с обратной стороны стенда ничего нет, так это и ежу понятно. Там же темно, как у негра сами знаете где, какой же дурак будет там картинки клеить? Но менты ей поверили, а может, сделали вид. В общем, на чистую воду выводить не стали.
Про знакомство свое с покойником никто не признался. И Ирен тоже промолчала, хотя уж она-то его знать должна, так я тогда подумал. Или, если не знать, то видеть уж точно видела — хотя бы когда мочила. Но она вместе со всеми покачала головой. Менты переписали всех, кто работает в этой части здания, в том числе и отсутствующих, и отпустили нас по домам. Даже, можно сказать, выгнали.
Я хотел было задержаться и рассказать им про Ирен, но потом подумал, что сказать-то мне нечего. Ну, сидела она, вся, как нерв, натянутая, так, может, ее организм на трупы остро реагирует. А что глазами по сторонам шныряла, так это ничего не доказывает. Я тоже глазел туда-сюда, и притом без всякой задней мысли.
Но она-то не просто так глазела! Я это нутром чувствовал. И решил с того дня за ней следить. Рано или поздно она чем-нибудь себя проявит, тут я ее ментам и сдам. Отольются кошке мышкины слезки!
Я вообще-то человек незлобивый, но эта курва Ирен меня достала. Это по ее милости меня в «Пульсе» за шута держат. И что я ей сделал, спрашивается? Хотя я, кажется, догадываюсь, чем ей досадил. Тем, что заигрывал с девчатами — с Катрин и Элен. Они девчонки что надо, Катрин — рыжеволосая красотка, Элен — симпатичная блондинка с ямочками на щеках. А я парень общительный и приударить за хорошенькими девушками никогда не прочь. Перемигнуться с ними или там шуточку рискованную отпустить для поднятия тонуса. Но Ирен, вобла сушеная, к тому же страшная, как смертный грех, естественно, меня не привлекала. Да боже мой, она же меня лет на десять старше! Естественно, я на нее как на женщину даже не смотрел. Вот ее, видно, злоба и заела.