– А, – сказал я, не разгибаясь и продолжая размахивать мечом, – да, полезное упражнение. Слушай, Дик, может, попробуешь поохотиться? Одолжи у Крыса арбалет, не зря же он его тащил…
– Угу, – почему-то плаксиво согласился Дик.
– Не, – сказал я, – это я так. Не хочешь охотиться – не надо, я ваших правил не знаю, да и красноглазые… Но, может, тут грибы водятся или орехи какие?
– Агу-у… – по-младенчески заголосил в ответ Дик.
– Да что ты разнылся! – выпрямляясь, возмутился я. – Прекрати агукать, ты уже не в том возрасте!
Маленький Дик сидел на охапке срезанных кустов, уткнувшись носом в колени и зажимая уши руками. Плечи и спина его вздрагивали.
– Ну, братушка, – сказал я, подходя и насильно отводя его руки, – что с тобой стряслось? Заболел?
– Ау-ах-ах-гу-у-у!
Начавшийся на высокой жалобной ноте и постепенно перешедший в низкие угрожающие частоты звук издавал явно не он.
– Так это не ты агукаешь? – удивился я, отпуская Дика.
Дик воспользовался моментом и снова укрылся руками. Все остальные, кроме Касалана, стояли в ряд у поваленного ствола и напряженно вглядывались в лес на противоположной стороне поляны. Шаман продолжал топтаться рядом с костром, стягивая меховую куртку через голову. Куртка застряла, зацепившись воротником за подбородок. Касалан раздраженно шипел сквозь зубы и весь скособочился, пытаясь освободиться. Я подошел и встал на свободное место между Крысом и Бьорном. Бьорн удобно расположил на стволе свой поднос для рисования, в руках у Крыса был арбалет.
– У-у-ух! Агу-гу-гу! – выло теперь в лесу не переставая, и ничего жалобного в этом вое больше не было. Была ярость и голод. Была ликующая радость предвкушаемого убийства. – Ау-ау-гу! Ах-гу-гу-гу!
Вой стремительно приближался к нам. Я поймал себя на том, что пытаюсь пригладить потной ладонью вставшие дыбом волосы. Огромная визжащая тень невесомо мелькнула среди деревьев, перемахнула через кусты на краю поляны и застыла как вкопанная, оценивающе нас разглядывая.
– Агу! – рявкнула тварь в последний раз и заткнулась, прикидывая, с кого начать пиршество.
Не в силах пошевелиться, я загипнотизированно застыл, уцепившись за сучья отделяющего от чудовища ствола. В каких-то пяти шагах покачивалась на коротких кривых лапах раздувшаяся лягушачья туша Агу. Шкура страшилища была черная и влажно блестела, на короткой толстой шее сидела широкая тупоносая голова. Голова, словно в издевательской усмешке, скалилась акульей пастью. Из пасти капала желтая слюна. Зубы в три ряда были острыми и длинными, покрытыми коричневым налетом. Крохотные зрачки восьми глаз светились красным. Они неторопливо ощупывали нашу шеренгу, перебирая одного за другим. Короткий, словно обрубленный, хвост царапал толстыми шипами землю под лапами чудовища… Оно перестало пялиться на Крыса и уперлось в меня давящим безжалостным взглядом.