Даже измотанные журналисты внимательно вслушивались, пот капал на их планшеты, пока они делали записи.
Текли минуты, температура повышалась, муха жужжала, допрос продолжался.
Охране дали разрешение сесть возле выхода, присяжным позволили избавиться от лишних слоев одежды. Ровно настолько, чтобы соблюсти приличия.
Адвокат, облаченный в черную мантию, сидел неподвижно.
Генеральный прокурор, Барри Залмановиц, снял пиджак, надетый под мантию, хотя, по мнению Гамаша, все рано должен был чувствовать себя словно в сауне.
Его собственные пиджак и галстук оставались на месте.
Между шефом-суперинтендантом и Генеральным прокурором разыгрывалась своего рода игра-испытание. Кто сдастся первым. Зрители и присяжные с интересом следили, как исходят потом оба мужчины, но не пасуют перед температурой, градус которой оба помогли поднять.
Однако это была не просто игра.
Гамаш вытер глаза, промокнул лоб, глотнул успевшей согреться воды со льдом, предложенной ему судьей Кориво чуть раньше.
Итак, допрос продолжался.
Расположившись прямо перед свидетелем, слегка покачиваясь на носках, Генеральный прокурор отмахнулся от мухи, собрался с мыслями:
- Орудием убийства являлась бита, верно?
- Oui.
- Это она? - прокурор подхватил со стола с уликами биту и протянул Гамашу, который пару секунд изучающе осматривал улику.
- Oui.
- Я представил ее в качестве доказательства, - заявил Залмановиц, продемонстрировав биту сначала судье, затем скамье защиты, и лишь потом вернул на стол для улик.
На галерее, за спиной Генерального прокурора, подобрался Жан-Ги Бовуар. И без того ни на секунду не расслабляясь, он теперь сидел неподвижно, приготовившись. Внимал и сиял от пота.
- Ее обнаружили в погребе прислоненной к стене, рядом с телом? - уточнил прокурор.
- Именно так.
- Как-то слишком обыденно, вам не кажется?
Бовуару казалось, что всем слышно, как он дышит. Сам он воспринимал собственное дыхание как шум от раздувающихся мехов. Дышал часто, хрипло. Ненароком раздувая угли собственной панки.
Но сильнее чем шум мехов в груди, заглушая его, колотилось сердце. Отдавалось в ушах.
Они приближались к моменту, которого он так страшился. Бросив украдкой взгляд по сторонам, Бовуар не впервые подумал, как странно, что наиболее отвратительные события воспринимаются остальными почти нормально.
А ведь это был переломный момент. Он мог изменить ход событий и судьбу каждого в этом зале суда, а также тех, кто вне пределов этого зала.
Для кого-то - к лучшему, а для кого - к худшему.
А никто даже не догадывается.
Дыши глубже, приказывал он себе. Дыши глубже.