Побратимы из сосновых жердей и ковра соорудили себе нечто вроде ненадежного помоста и старались по возможности не смотреть вниз.
— Высоко мы, окаянные, забрались, — сказал наконец Жихарь. — Как-то падать?
— Сэр брат, я чувствую себя птицей! — восторженно воскликнул Принц. — Никому доселе не удавалось такое! О нас будут сложены песни и баллады!
— А вот это сомнительно, — сказал Жихарь и глянул–таки одним глазом вниз. Там, в земном разломе, клубился дым, снизу тоже шел горячий воздух и поднимал летучую юрту все выше и выше. — Если нас снизу кто и увидит, все равно не разглядит. А и разглядят, так подумают, что это не Жихарь с братом, а два совсем других человека. Ишь, скажут, что старый Беломор с Черномором учудили! Совсем из ума выжили!
Сверху и снизу припекало, с боков холодило — так недолго и прострел схватить.
— Мы можем запеть боевую песню, — предложил Яр–Тур. — И по ней нас всякий признает.
Принц мечтать мечтал, а за веревки-то держался обеими руками и лицом позеленел. Хотелось поблевать, да нечем было.
— Жаворонок нашелся, — проворчал Жихарь, но все–таки собрался с силами и завел подходящую песню:
Шел со службы смелый воин,
Громко плакал и рыдал:
«Почему же я не сокол
И ни разу не летал?
Почему заместо крыльев
Руки–крюки у меня
И не маховые перья —
Харалужная броня?
Кабы стал я этой птицей,
Сизым соколом сиречь,
Я б родимые границы
Смог надежнее беречь!
Я б оттуда, с поднебесья,
На врага бы мог плевать
И его косые бельма
Норовил бы поклевать…»
Песня была шутейной, оттого и кончилась плохо: герою ее помнилось, что он и вправду летит, а на деле оказалось, что летел он с печки на пол караульного помещения, где и познал позор и насмешки товарищей.
— Нечего сказать, боевая песня, — сморщился Яр–Тур.
— Придумай лучше, — пожал плечами Жихарь.
Принц помолчал, бесстрашно уставился вниз. Дым в разломе начал редеть, и в разрывах его виднелись довольно странные и нехорошие вещи, и даже люди какие-то вроде бегали на трех и более ногах.
Это зрелище почему-то вдохновило Принца. Голос у него был получше Жихарева, хоть и не такой громкий. Пел побратим по–своему, и Жихарь понимал слова с пятого на десятое. Но тоже это была песня не боевая, а про доброго молодца, который ждет в каменном застенке лютой казни за то, что зарезал свою же возлюбленную, и что все в мире так делают, да не все попадаются.
Песня достала богатыря до самого сердца, исторгла непрошеные слезы. Он утирал глаза рукавом, а потом устыдился, встал во весь рост и, подойдя к краю помоста, помочился, норовя угодить в какую-то ему одному понятную цель.