Аристотель усматривал в рабовладельческой системе сущностные противоречия и потому разделял рабов на две категории — «по природе» и «по закону».
Во втором случае обращение человека в рабство, скажем, военнопленного, может быть несправедливым действием, поскольку собственностью становится свободный по духу или от природы.
Однако с природным рабом следует обращаться как с «одушевленным инструментом», по отношению к нему в принципе нельзя совершить несправедливости, поскольку любое действие собственника оправданно отношениями собственности, независимо от того, желает он обратить обладание принадлежащей ему вещи себе на пользу или попросту хочет сломать ее от безделья и праздности.
Понятно, что величайший мыслитель не мог настолько опередить свое время, чтобы подобраться к крамольной, абсолютно невозможной в его реалиях идее об отмене рабства по множеству причин. Собственно, и европейской мысли для этого понадобилось довольно много времени.
Предельную ясность в этот вопрос внесло христианство, установив равенство всех людей перед господом и исключив возможность безраздельного владения человека человеком. Но до практической реализации его постулатов с момента оглашения истины было очень далеко.
Казалось бы, Просвещение, введя категорию естественного права и наделив человека все тем же равенством, выведя его из самой человеческой природы, а не из тварной, окончательно ликвидировало все предпосылки к тому, чтобы делить людей на разные категории.
Но спустя два-три века оказывается, что западная мысль возвращается именно к Аристотелю, признавая одних более свободными от природы, чем другие.
Идолатрия человека обернулась тем, что в абсолют возведены, например, сексуальные пристрастия, причем только девиантные, тогда как традиционный семейный уклад и гетеросексуальность отнесены к формам, порабощающим человеческое бытие.
То же, несмотря на декларируемую мультикультурность и уважение к разнообразию культурных укладов, относится и к целым народам.
Терпимость — это свойство, востребованное только тогда, когда речь заходит о радикальном исламе, беженцах, но как только взгляд падает на Россию, толерантности приходит конец.
Русофобия — это как раз и есть неуничтожимая вера в рабство русских «от природы».
Почему, вводя санкции или высылая наших дипломатов, западные страны недоумевают и возмущаются, когда мы отвечаем им тем же?
Вспомним Аристотеля. По отношению к рабу ни одно действие не может считаться несправедливым.
Конечно, перенос грубоват и несколько спекулятивен, поскольку греческий мыслитель пытался по-гегелевски обосновать разумность окружающей его действительности, но вместе с тем своим рецептам он номинировал свойство универсальности.