Как-то, улучив минутку, я спросил Кольку, стараясь говорить как можно равнодушнее:
— Крутишь с Ларисой?
Но он покачал головой, улыбнулся ласково и печально:
— Нет, она меня не любит.
Я удивился, не поверил, но в то же время почему-то обрадовался.
Однажды, возвращаясь из клуба, я разговорился с Ларисой, и мы долго бродили по селу. С тех пор так и повелось: домой мы шли вместе. Мне было хорошо с Ларисой, и я все больше и больше привязывался к ней, скучал без нее.
Но с другими я продолжал вести себя по-прежнему. Рассказывая о море, я начал понемногу приписывать себе то, что случилось не со мной, а с моими товарищами по службе или что я слышал от других. Иногда я спохватывался: зачем я это делаю? Но потом успокаивался: а кто узнает?
Мне лестно было видеть, как разгораются глаза у девушек и парней, как они изумленно ахают. И с каждым разом я все сгущал и сгущал краски, давая волю фантазии.
Очевидно, мне только так казалось, а на самом деле многие, наверное, догадывались, что я завираюсь. Лариса тоже не раз говорила мне с мягким укором:
— Зачем ты так ведешь себя?
А меня будто волна какая-то подхватила, я продолжал выдумывать. Лариса, слушая мои разглагольствования в клубе, становилась какой-то тихой, словно вся сжималась, грустнела.
Молодежь видела, что мы с Ларисой тянемся друг к другу. Однажды я услышал, как кто-то сказал:
— А приберет Лариса нашего моряка к рукам…
— Да, видно, дело к свадьбе идет.
Слова эти почему-то задели меня: как это «приберет к рукам»? И я резко изменил свое отношение к Ларисе. Не то чтобы стал ее избегать, а просто с равнодушным видом проходил мимо.
Многие заметили ото и открыто осуждали меня. Даже Колька, тот самый Колька, который был безнадежно влюблен в Ларису и над которым я торжествовал победу, и тот оказался куда лучше меня.
— Послушай, Саша, — сказал он как-то, — зачем ты обижаешь Ларису?
— Я обижаю Ларису? С чего ты взял?
— Вижу.
— А что ты видишь?
— Вижу, что ты ей нравишься.
— Мало ли девушек, которым я нравлюсь. Так что же, прикажешь всех их в жены брать? — И я рассмеялся, очень довольный своим ответом.
Колька молча посмотрел на меня с каким-то брезгливым презрением, повернулся и ушел.
Молодежь стала сторониться меня. И как-то незаметно я остался с такими ребятами, над которыми смеялось все село. Вроде Ивана — «первого» парня на деревне. Он разухабисто играл на гармошке, говорил девушкам двусмыслицы, грубил бригадиру, отлынивал от работы и «не дурак был выпить».
Но на это я не обратил внимания. Да и пора было возвращаться на службу: отпуск кончался.