– Фрэнки была из таких?
– Знаете, да. Говорила, что боль помогает ей чувствовать себя настоящей.
– Расскажите мне про парня, который с ней приходил.
– Он знал, чего хочет.
– Это как?
– Татуировка наносилась ей, а он руководил. Что изобразить, где, какого цвета. А у самого кожа чистая, если только он не прятал тату под одеждой. Я у него спросил, не желает ли он чего-нибудь для себя, – мол, могу предложить пару вещей. Некоторые находят это романтичным, знаете? Он покачал головой, показал на Фрэнки и сказал, что холст – она.
– Он использовал это слово? Холст?
Кивок.
– Как будто не меня, а себя считал художником. Но платил он, поэтому я продолжал работать. Времени требовалось немало, нильская змея – вещь сложная. Клеопатра ею гордилась бы.
Он прямо сиял.
– Фрэнки спокойно все перенесла? – спросил я.
– Она просто сидела, и ни один мускул не дрогнул даже без всякого крема. Как собака на транквилизаторах. Я такое и раньше видел. Разного насмотрелся. Психология, понимаете?
– Опишите парня, который был с ней.
Тигретто описал.
И все изменилось.
Очередной сдвиг безумной призмы, новая парадигма.
Я лихорадочно набирал номер мобильного Майло. Отправлял сообщение по голосовой почте. Пытался дозвониться по служебному. Потом – на стационарный домашний телефон. Слышал загробный голос Рика по автоответчику: Если это срочный звонок доктору Силверману… Если вы пытаетесь дозвониться до детектива Стёрджиса…
– Это я, позвони мне, олух. – Отъехав от обочины, я погнал машину к Лорел-Кэньону. Оставалось два квартала, когда зачирикал мобильный.
– Рад, что дозвонился, – сказал Майло.
– Получил мое сообщение?
– Какое сообщение? Нет, но для тебя у меня кое-что есть. Угадай, кто сейчас звонил? Грант Феллингер. Голос чертовски напуганный, просит приехать как можно скорее… Вот я и спешу. Давай присоединяйся; надеюсь, он разрешит парковку нам обоим.
* * *
Я догнал его в вестибюле адвокатской конторы Гранта Феллингера. Майло как раз убирал жетон.
В приемной мы увидели новое лицо: мужчина лет пятидесяти с небольшим, с пушистой бородой, вместо прелестной молодой латиноамериканки, встречавшей нас в первый раз. Майло на своих длинных ногах обогнал его и подошел к двери первым. Бородатый сдался и, пробормотав «я здесь временно», вернулся на свой пост.
Как и в первый раз, Феллингер ждал в коридоре и, увидев нас, тут же юркнул в кабинет.
Когда мы вошли, он уже сидел за столом, стараясь держаться прямо и выражать спокойствие и уверенность. Старался он зря: на светло-голубой рубашке проступили пятна пота, узел галстука съехал вниз и вбок, волосы торчали клочками. Возле локтя стоял старомодный стакан для виски, а рядом – бутылка «Джонни Блю», на четыре пятых пустая.