– Может, мне лучше пойти одному? – спросил я.
– Почему?
– Уильямс видел нас обоих, но мне будет легче незаметно проскользнуть внутрь, не привлекая лишнего внимания.
– Думаешь, Уильямс может быть там?
– Всякое может быть.
– Почему это тебе будет легче?
– Я не выгляжу как коп.
Он осмотрел мою одежду. Черная водолазка, джинсы, коричневые матерчатые туфли. На нем был давно потерявший форму серый костюм, ношеная рубашка, то ли до белизны застиранная, то ли некогда бывшая белой, и непонятно из чего сделанный тощий галстук.
– Я что, не сойду за хипстера, любящего изысканную кухню?
– В таком месте еда не главное, – пояснил я.
– А что главное?
– Пока не уверен.
Майло немного подумал.
– Ладно, только не задерживайся надолго и держи телефон под рукой, с моим номером на экране. И дай мне знать, если заметишь что-нибудь хотя бы отдаленно интересное.
* * *
Я вступил в помещение, наполненное шумом и ароматами. Прямо в обеденное время, когда зона ожидания ресторана была забита голодными людьми, жаждущими получить маленькую порцию за большие деньги.
Оглядев толпу, я бросил взгляд в открытый проем, за которым располагалась кухня. Как и в первый раз, там кипела бешеная активность.
Но в отличие от первого раза Дариус Клеффер участия в ней не принимал.
Я заметил его за столиком на двоих у левой стены ресторана. Он сидел ко мне спиной, и узнать его помогли «ирокез», татуированная рука и черная форма шеф-повара.
Компанию ему составляла женщина за двадцать с длинными черными волосами. Ее удлиненное лицо по диагонали перерезала косая челка. С ушей свисали гигантские золотые кольца.
Серьезный макияж глаз и румяна на щеках. Большие темные глаза.
На ней был красный топ-джерси без рукавов, серебристые джинсы, серые замшевые сапоги с каблуками в полфута. Левую руку покрывала сине-багровая татуировка. Остальная кожа была белой, как рыбье брюхо.
Приятное, но ничем не примечательное лицо.
Замечательное тело.
Монументальный бюст, манящий из овального выреза красного топа. Вырез настолько глубокий, что едва прикрывал натягивающие ткань соски. Расщелина между грудями казалась такой глубокой, что там поместилась бы книга в мягкой обложке.
Говорил только Клеффер. А она поправляла волосы, хлопала ресницами и улыбалась.
Оба они подались вперед, их лица находились в нескольких дюймах от бутылки с белым вином, стоявшей между ними. Жидкость наполняла стаканы на одну треть. На тарелках лежали не опознанные мною лакомства.
Голос во главе очереди объявил:
– Извини-и-те, еще не-е-ет. – Тот самый противный голос, что мы слышали в трубке. И никакого в нем сожаления, только злорадство.