принадлежать ей. Но что более доказательно, так это – обрати внимание – чучело птенца совы, принадлежавшее Фрэнки.
– Безделушки, – сказал я. – Та бедная женщина в Коннектикуте не могла позволить себе «Тиффани». Может, что-нибудь всплывет?
– Поищем, но после стольких лет это будет непросто. Шон нашел одну сильную зацепку в Нью-Йорке; это случилось два с половиной года назад, когда Уильямс жил там. Женщина из Японии по имени Юки Ямада приехала по рабочей визе и могла бы устроиться помощницей шеф-повара в какой-нибудь экзотической рыбной закусочной в Мидтауне на Манхэттене. Ее нашли задушенной и исколотой на квартире в Нижнем Ист-Энде. На столе обед на двоих – сашими и так далее; но никто этим делом всерьез не занимался, потому что она стала проституткой, и заключение сделали такое, что она просто приготовила себе еду. Ни следов сексуального насилия, ни ДНК. Департамент полиции Нью-Йорка не стал поднимать шум. У нового мэра в приоритете были ДТП.
Майло перевел дух.
– Должны быть и другие похожие случаи, но мне нужно сосредоточиться на расчистке собственных конюшен.
Аналогия с лошадьми.
– Имеет смысл, – отозвался я.
* * *
Через десять дней после смерти Джона Дженсена Уильямса позвонил Эл Бейлесс. Камера, установленная нами в здании, засекла вероятного автомобильного вора и «похожего на извращенца чувака, прятавшегося за «паркетником». Можно нам использовать эти материалы в интересах транспортного отдела?»
– Конечно, – ответил Майло. – Считай это подарком.
– Двое подозреваемых. И это всего за пару недель.
– Боссы счастливы, Эл?
– Хотелось бы мне сказать, что им до этого есть дело, но я счастлив, и с меня причитается стейк.
– Звучит здорово.
– Я серьезно.
– Я тебя понял.
* * *
На пятнадцатый день после смерти Джона Дженсена Уильямса мы с Майло праздновали в кафе «Могол» возвращение к нему аппетита.
Агнес Брзика продолжала твердить, что не ведает о судьбе и месте нахождения Мередит Сантос.
– Идиотка уперлась, почему – не знаю, но ее адвокат еще больший кретин, с ним разговаривать – все равно что с глухим.
Лейтенант орудовал вилкой, жевал и глотал, крупно откусывая от ягненка, запеченного в тандуре.
– Ням-ням. Воспринимай это как терапию, Алекс.
– Еду?
– Это не просто поглощение пищи, друг мой. Это терапевтическая реконтекстуализация целого блюда.
– Самопомощь, – сказал я.
– А существуют другие способы?
Прошлым вечером он угощал меня и Робин в стейк-хаусе в Беверли-Хиллз. За два дня до этого вытащил Рика в мексиканский ресторан, а еще на двадцать четыре часа раньше Эл Бейлесс водил его в «Стейк на косточке размером с Аргентину».