Вообразить, что Танька встаёт у Лулу за спиной, зажимает ей рот, запрокидывает голову, рассекает горло, а потом идёт к друзьям, хохочет, изображает в лицах сеанс гадания, невозможно. И совсем уж немыслимо представить себе орудующую мясницким ножом субтильную Асю, прославившуюся на весь посёлок своим мягкосердечием и обмороками при виде крови. Нет никакого сомнения, что её последний обморок был настоящим, спортивного врача актёрскими трюками не проведёшь. И даже если поставить под вопрос Федину компетентность, разве сам Ян не видел Асино лицо, белизной не уступающее пластырю на ладошке? Такой убедительности ни один Станиславский не обучит.
— Вы же неглупый человек, господин Вежбицкий. И образование у вас естественнонаучное. В мистику и чудеса верить не должны бы, — принялась увещевать рыжая. — Мы, разумеется, проведём следственный эксперимент, выясним, как среагирует запертая в гараже собака на попытку постороннего проникнуть в дом с противоположной стороны участка. Но вы сами понимаете: вероятность того, что убил кто-то пришлый, ничтожна.
Она ещё продолжала говорить — про собаку, про следы, про то, что убийца должен был подгадать момент, когда жертва останется одна, про то, что Лулу, увидев в дверях нежданного гостя, встала бы, во всяком случае, не осталась бы сидеть, когда он зашёл ей за спину… Но Ян не слышал. Его утащило в транс.
Вот они вносят Асю в комнату и укладывают на оттоманку. Её рука свешивается, неудобно опираясь на узкий бортик. Ян осторожно берёт тонкое запястье, приподнимает руку, сгибает и пристраивает за головой лежащей без чувств девушки. Открытая ладонь, пересечённая полосой пластыря, оказывается в нескольких сантиметрах от лица — белого, как пластырь. Но прямоугольник, который Ян пару часов назад видел на этой ладошке, был каким угодно, только не белым. Заляпанным, буровато-сероватым, с тёмной каймой — какая белизна, если хозяйка всё утро провозилась на кухне: мыла, чистила, резала, раскладывала, убирала?
Нет ничего удивительного в том, что Ася сменила пластырь. Вопрос только, когда она это сделала? После того, как кто-то — Лёвка, кажется, — привлёк к этой непрезентабельной заплатке общее внимание, и до того, как настал Асин черёд идти к «гадалке», с веранды именинница не отлучалась. Нет, отлучалась, когда поднялся собачий переполох: освобождала застрявшего кобеля, возвращала его хозяйке, водворяла наказанную Айшу в гараж. Но в дом не заходила. А вернувшись на веранду, забралась в кресло у стены, в дальнем торце стола, и объявила, что оттуда не вылезет. Хватит, набегалась. Если кому-то что-то понадобится, пускай сам себя обслуживает, а у неё вообще-то день рождения.