– Но это же глупо. Я умнее Алахана, я проворнее и, когда я вырасту, клянусь, буду лучше него обращаться с топором. – На ее лице появилось притворно обиженное выражение, и Алдженон, открыв дверь пошире, обнял девочку.
В одежде, доставшейся ей от брата, которому уже исполнилось двадцать четыре года, и она пыталась выглядеть как мужчина. Ингрид была в одних носках, наверняка для того, чтобы двигаться бесшумно. Она обладала неимоверной быстротой и проворностью, и Алдженон давно перестал пробовать разыскивать ее, чтобы наказать, когда она плохо себя вела.
– Волчонок, – с любовью в голосе проговорил он, – ты вырастешь сильной и высокой, ты произведешь на свет могучих раненских мужчин.
Ее лицо выразило отвращение.
– Ни за что. Я стану первой женщиной-вождем Фредериксэнда.
– Ингрид, – серьезно произнес он, – неужели ты считаешь, что битва и смерть более почетны, нежели рождение детей, новых живых существ, и любовь к этим детям?
Ингрид, казалось, готова была рассмеяться над серьезностью отца, но вместо этого вывернулась из его рук.
– Если ты снова встанешь с кровати, завтра я не расскажу тебе историю перед сном, – мягко пригрозил он дочери.
Она, казалось, была уязвлена недовольством отца и неуверенно прошептала:
– Но ты же начал рассказывать мне про кракенов.
– И если ты хочешь услышать продолжение про кракенов, волчонок, то делай, как я велю.
Дом Алдженона был простым строением, совершенно не соответствующим огромному, словно пещера, пиршественному залу. Всего три комнаты располагались вокруг центрального помещения, используемого в самых различных целях – от приготовления пищи до мытья. В двух маленьких комнатах спали Ингрид и Алахан; однако комнаты эти были достаточно большими, чтобы дочь могла устраивать там беспорядок. А сын редко проводил время в своей спальне. Спальня, которую хозяин дома когда-то делил с женой, сейчас представляла собой голую комнату с единственным предметом мебели – кроватью. После смерти жены Алдженон убрал все вещи, украшавшие спальню, и проводил здесь только ночь.
Ингрид ушла в свою комнату, но затем снова приоткрыла дверь и высунула голову в щель.
– Отец, а тот ужасный человек снова приходил, чтобы увидеть тебя, – сказала она, имея в виду Самсона Лжеца. – Он разговаривал о чем-то с Алаханом, потом ушел. Думаю, разозлился, что не застал тебя. Я скучаю по Хасиму, он скоро вернется?
– Иди спать, волчонок.
В последние годы Аль-Хасим был здесь редким гостем, но постепенно он стал для нее кем-то вроде доброго дядюшки. Он рассказывал ей возмутительно лживые истории о своих приключениях и не раз получал за это тумака от Алахана.