Ветки трещали в костре, обращаясь в лёгкое пламя и красноватый дым. Бард смотрел в огонь, как будто внезапно увидел там ту самую Истину.
Всё хрупко, всё сгорает, чтобы отдать холодному миру частицу тепла.
— Будь честен хотя бы перед собой, Бард, — звучал в ушах глухой голос Шута. — За самообман тоже придётся платить. За всё нужно платить, слышишь? За всё.
* * *
Где-то далеко раскатисто грянул гром — будто огромная древняя крепость внезапно обрушилась, похоронив под собой тех, кого раньше защищала от врага.
Бард очнулся — поднял голову, провёл ладонью по лицу, огляделся.
Он всё ещё сидел под сухим деревом, а впереди, в нескольких шагах, продолжал гореть костёр. Шута нигде не было — видимо, уже ушёл. Бард поднялся, обошёл зачем-то вокруг костра.
На том месте, где недавно сидел, ссутулив спину, Шут, лежало что-то. Бард наклонился — и поднял с примятой травы свирель.
Это была старая деревянная свирель, на которой играли, кажется, с начала времён. Древесина, из которой она была сделана, давно стала тёмно-красной… или даже была такой всегда?
Бард усмехнулся и поднёс к губам свирель.
Протяжный, горький звук разнёсся вокруг. Звук, самой своею тяжёлой горечью лишённый возможности достигнуть небес. Он метался между деревьями, стелился, сплетаясь с колючими стеблями вьюнов, повисал с высохшей листвой в паучьих сетях, опадал с искрами, чтобы погаснуть в холодных мхах…
А Бард, вернувшийся под дерево, продолжал играть, не заботясь о том, услышит ли его небо.
Впереди, под кустом, шевельнулась трава, и блеснули янтарём глаза. Узкая мордочка лисы высунулась из-за зелёной завесы. Зверёк, чутко подёргивая мягкими ушами, с изумлением смотрел на человека: вздумалось же этому двуногому, который умеет разжигать пламя, петь в ночном лесу такие странные дикие звуки…
Бард играл и не смотрел на лису. Он не видел её — глаза его словно закрыла пелена. В этой пелене ему казалось, что звуки льются красной рекой, и на отвесном её берегу маячит силуэт белого волка, а на пологом — фигура чёрной собаки. И оба зверя слушают и ждут, и надо уже решать, на какой берег идти — красная река всё неотвратимей поднимается и скоро затопит шаткий верёвочный мост. Но почему-то не страшно. Как будто это было уже очень давно… Да так и было.
Мелодия погасла, утонув, запутавшись в переплетении красных струй. Бард открыл глаза.
Рядом с догорающим костром, насторожив уши, стояла лиса. Смотрела на человека, словно спрашивая о чём-то, и огромные влажные глаза блестели отражениями тёмного леса вперемешку с бликами.
— Здравствуй, зверёк, — сказал Бард. — Я, наверное, помешал тебе? Прости, если так.