— Что с глазом-то? — спросил он.
— Известно что: на взрывных работах. Сам виноват, глупо рисканул. А в горняцком деле — ты это не хуже меня знаешь — баловать опасно… Осточертел мне Север, — внезапно вырвалось у Морозова. — Может, куда в другое место меня пошлешь?
— Если тебя начальство отпустит — пожалуйста. Горняки нужны везде.
На пороге купе показался лысый толстячок в бархатном халате, похожем на рясу. Он галантно поклонился, оскалив в улыбке два ряда золотых зубов.
— Пардон и тысяча извинений. Вы в преферанс играете?
Услышав утвердительный ответ, он, все так же улыбаясь, заключил:
— Прелестно. Разрешите пригласить?
— Что же, вечер долог, его нужно как-то коротать, — согласился Северцев.
— Давненько я пульку не гонял, — сказал Морозов.
Толстячок весело возразил:
— Знаем, знаем, как вы плохо играете. Гоголя читали.
Северцев перед зеркалом причесал поседевшие не по годам волосы и провел ладонью по высокому морщинистому лбу. С явным неудовольствием смотрел он на себя: лицо землистое, под глазами синие круги. Краше в гроб кладут. Измотан до того, что на лице один нос остался. В Москве нужно добиваться отпуска, а то еще хватит инфаркт, модная болезнь ответственных работников.
В коридоре было тихо. По-домашнему урчал самовар.
Путаясь в полах халата, толстячок провел Северцева и Морозова в последнее купе. Там уже все было готово для игры — бумага для записи, расчерченная жирными линиями, карандаши, две колоды карт, бутылка вина, яблоки.
В углу дивана сидел одетый в полосатую шелковую пижаму огромный, очень тучный человек с бычьей шеей. Он торопливо уписывал плитку шоколада, сдирая с нее серебристую обертку. Посапывая, он окинул Северцева приценивающимся взглядом. На Морозова глянул мельком, без всякого интереса.
Поздоровались. Сели за карты. Толстячок небрежно откинул полу халата и начал сдавать. На левой его руке красовался золотой перстень с крупным бриллиантом, игравшим всеми цветами радуги. Морозов не сводил с камня удивленных глаз. Заметив это, толстячок самодовольно разъяснил:
— Десять рублей стоит. По случаю купил. Это мой талисман, надеваю — только когда в карты играю. Приносит счастье. Правда, Сема?
Сема, рядом с которым обладатель перстня выглядел карликом, небрежно кивнул головой.
Вызвала удивление у Морозова и качающаяся на крючке шуба, подбитая бобровым мехом.
— Двадцать рублей отдал. Тоже по случаю… На нашем языке рубль тысячу стоит, — снисходительно пояснил толстячок удивленному Морозову.
Играли азартно, рисковали. К Северцеву карта не шла. При десятерной игре остался без трех, на мизере всучили две взятки. Толстячку, наоборот, везло. Он часто прикупал втемную и все равно выигрывал. Изредка они с Семой перекидывались только им понятными репликами: «Получать в Марьиной роще?»… «Условия те же?»… «Ты меня понял?»… Исходили эти реплики, собственно, только от толстячка, Сема кивал головой или мычал, издавая звуки, похожие на «угу».